Я проводила капитана в прихожую. У самой двери, прежде чемвзяться за ручку, он неожиданно обернулся ко мне и спросил:

– Все время забываю… Тебе ни о чем не говорит имя Ева?

– В контексте праматери человечества?

– В контексте Олега Марилова. Удалось восстановитьчасть его записной книжки, ее кровь выела… Там это имя встречается несколькораз. Заключено в пирамиду с двумя скарабеями по бокам, стилизация в духедревнеегипетского письма. У Олежки были свои приколы.

– Ну и что?

– Так он подчеркивал только важных ему людей. Оченьважных. Людей, о которых он постоянно думал.

– Серийных убийц, насильников со стажем и воров взаконе?

– Нет, для этого у него были другие обозначения.

– Другие?

– Для так тобой любимых серийных убийц он предпочиталголову бога Пта, отца всего сущего… Неважно. Это имя, Ева, оно не касалось егоработы, его непосредственной работы. Во всяком случае, я бы знал…

– Может быть, это та самая женщина, которая была вмашине и которая погибла… Кстати, ее так никто и не опознал?

– Нет.

– Похоронили?

– Можно сказать. Абонировали ячейку в холодильникеморга. Дело касается нашего коллеги, мало ли… Ладно, нет так нет. Я пошел.Спокойной ночи. Приеду завтра утром, а ты закрывайся на все замки. Ты теперь унас ценный работник. Спи спокойно. Как говорится, на новом месте приснись женихневесте…

Лапицкий ушел, а я еще несколько минут постояла у двери,прислушиваясь к его затихающим шагам на ступеньках лестницы.

Ева, Ева…

Нет, это имя в пирамиде, окруженное жуками-скарабеями, ни очем не говорило мне… Звучит претенциозно и не слишком подходит для нашегопрохладного климата. Никогда не назвала бы так свою дочь, черт возьми…

…Я осталась одна. Наконец-то одна. Кастрюля с остаткамижаркого и разворошенные салаты – не в счет. И только теперь я поняла, чтострашно хочу есть. Вернувшись на кухню, я первым делом повторила подвигкапитана Лапицкого – залезла руками в кастрюлю и вытащила оставшиеся кускимяса. Удивительно вкусно, капитан не соврал, мне бы никогда так не приготовить.Доев мясо, я, так же как и он, облизала пальцы и в голос засмеялась: вот ты идома.

Но дом еще нужно было осмотреть. Лапицкий не дал мне этосделать по-настоящему. Налив в стакан водки, я отправилась в путешествие поквартире. Две комнаты, небольшие, но уютные, окна в тихий двор, мебели немного,но вся добротная: стенка, два кресла, диван, маленький магнитофон на столике,видеодвойка, чтобы я не скучала долгими зимними вечерами. Никаких кассет небыло, только в магнитофоне сиротливо стоял Ив Монтан – Виталик умел навязыватьсвои вкусы. Монтан так Монтан, я нажала кнопку и продолжила знакомство сквартирой уже под музыкальное сопровождение. В спальне не было ничего, кромеширокой кровати, застеленной свежим бельем, и я почувствовала угрызениясовести: зря я так напустилась на шофера.

Больше всего мне понравилась ванна с зеркалом во всю стену.Я разделась догола и принялась критически осматривать себя: с фигурой вроде бывсе в порядке, нужно только немного подкачать пресс, и тогда вполне можнопроизвести фурор на нудистском пляже ближнего Подмосковья. А если еще иоблачиться в эротическое бикини, то можно завоевать и Багамы. С лицом делообстояло хуже, нужно признать. Неухоженно, запущено до крайности, в твоемвозрасте, Анна, нужно следить за лицом, как за молодым мужем, и лучше всегонанять для этого профессионального детектива.

Кстати, а в каком ты возрасте?

Подумав немного, я остановилась на двадцати семи. Даватьсебе меньше мне не хотелось, а цифра двадцать семь меня вполне устраивала. Еееще не нужно скрывать, и в то же время она придает всем страстям осознаннуюзрелость. Да и что-то в самой глубине души подталкивало меня именно к этойцифре. Эрик и Фигаро моложе, Лапицкий чуть старше, а я нахожусь в блаженнойполосе золотого сечения. В двадцать семь лет уже знают толк в самом изощренномсексе, но могут имитировать провинциальную застенчивость. Когда женщина вдвадцать семь лет говорит мужчине: «Мне никогда ни с кем не было так хорошо,как с тобой», ее слова звучат более весомо, чем в двадцать два, и болееправдоподобно, чем в сорок четыре… А в то, что мне предстоит говорить подобныеслова по разным поводам, я верила свято: Лапицкий наверняка будет использоватьменя в качестве дорогой подстилки ручной работы. Интересно, какова я в сексе?Мне еще не представлялось случая испытать себя на этом полигоне. Надеюсь, я нефригидна и не страдаю ни садомазохистскими комплексами, ни склонностью кбрутальной групповухе. Хотя от меня можно ожидать чего угодно.

Признайся, тебе нравится, что от тебя можно ожидать чегоугодно, сказала я себе и улыбнулась своему отражению.

Наскоро вымывшись и вытянувшись на свежем белье, япровалилась в свой обычный блаженный сон без сновидений. Ни убитый Фигаро, ниубитый Кожинов, ни убитый охранник, ни убитая горем Марго больше не волновалименя.

…Звонок Лапицкого разбудил меня поздним утром. Под егонастойчивую трель я несколько минут лежала в кровати, восстанавливая событияпрошедшей ночи и приходя в себя. Нужно вставать, этот звонок поднимет имертвого.

– Который час? – спросила я, позевывая и впускаякапитана в дом.

– Половина двенадцатого, вставай, царство Божиепроспишь.

– Если учесть, что я легла на рассвете, а мояаристократическая натура…

– О какой аристократической натуре ты говоришь?Посмотри на себя в зеркало!

– Уже посмотрела. И осталась почти довольна. Несколькоштрихов, и я буду девочка что надо.

– Не сомневаюсь. Кстати, я и принес их тебе, этинесколько штрихов.

Не снимая ботинок, капитан прошел на кухню и вывалил на неубранный с вечера стол две увесистые пачки денег.

– Как и было обещано, – прокомментировал свои действияон, – на экипировку, а также шпильки и булавки. Средства подотчетные, напишешьсписок и приложишь чеки. Все понятно?

– Господи, какая ментовская приземленность, –развеселилась я.

– Не ментовская, не ментовская. Не смей называть меня ментом,– капитан внезапно вспылил.

– Извини, – лучше не заводить его с утра, трезвоподумала я, – беру свои слова назад.

– Не вздумай потратить бабки на карамель и пирожные.Тебе нужно быть в форме…

– ..а также пресс подкачать. Сама знаю, – я укоризненнопосмотрела на Лапицкого, он сразу сник и извинительно хмыкнул.

– Ну, тогда побежал. Заеду вечером, посмотрю, чего тынакупила.

– В котором часу?

– Это важно? Ты уже назначаешь аудиенции?