Грантэм положил трубку и на секундузасмотрелся на не совсем четкую фотографию этой симпатичной студентки-юриста,убежденной в своей скорой смерти. Мелькнула мысль о галантном рыцаре, спасающемдаму сердца. Ей было за двадцать, она предпочитала более старших по возрастумужчин, судя по фотографии Каллагана, и неожиданно среди всех остальных онавыбрала его. Он попробует добиться ее расположения и будет ее защищать.

Кортеж автомобилей медленно направлялся загород. Через час президент должен был выступать с речью в Колледж-парке. Онсидел в своем автомобиле, расслабившись, и читал текст, написанный Мэбри.Скривившись, сделал пометку на полях. В обычный день это была бы приятнаяпоездка в красивый университетский городок для небольшого и легкоговыступления. Но сегодня все было иначе. Рядом с ним в лимузине сидел Коул.

Начальник штаба администрации, как правило,избегал подобных поездок. Он дорожил такими моментами, когда президент выезжализ Белого дома и ему представлялась возможность единовластного управленияделами. Но им надо было поговорить.

— Я устал от речей Мэбри, — сказал расстроеннопрезидент. — Они все звучат одинаково. Клянусь, я уже произносил такую напрошлой неделе на собрании членов клуба «Ротари».

— Она лучшее из того, что есть, но яподыскиваю, — ответил Коул, не отрываясь от служебной записки. Он читал речь, иона была не такая уж плохая. Но Мэбри писал ее уже полгода, и его идеи утратилисвежесть. И Коул все равно собирался его уволить.

Президент взглянул на записку у Коула:

— Что это?

— Окончательный список.

— Кто остался?

— Силер-Спенс, Уотсон и Калдерон. — Коулперевернул страницу.

— Это просто здорово, Флетчер. Женщина, негр икубинец. Что случилось с белыми? Кажется, я говорил, что мне нужны молодыебелые представители. Молодые, крепкие консервативные судьи с безупречнымпрошлым и долгими годами впереди. Я разве не говорил этого?

Коул продолжал читать.

— Они должны еще пройти утверждение, шеф.

— Так обеспечь им утверждение. Я будувыкручивать руки до тех пор, пока они не будут утверждены. Ты понимаешь, чтодевять из каждых десяти белых в этой стране голосовали за меня?

— Восемьдесят четыре процента.

— Правильно. Так что случилось с белымилюдьми?

— Это не основание для раздачи постов.

— Нет, это самое что ни на есть основание вего чистом виде. Я вознаграждаю своих друзей и наказываю врагов. Только такможно выжить в политике. Ты танцуешь с теми, кто привел тебя на вечеринку. Я немогу поверить в то, что ты выбрал женщину и негра. Ты становишься мягкотелым,Флетчер.

Коул перевернул еще страницу. Он уже слышалэто.

— Я больше озабочен перевыборами, — сказал онспокойно.

— А я нет? Я поназначал столько азиатов,латиноамериканцев, женщин и негров, что можно подумать, что я демократ. Так чтоже, черт возьми, не так с белыми, Флетчер? Посмотри, у нас должны быть сотнихороших, квалифицированных и консервативных судей, правильно? Почему же ты неможешь найти всего двоих, которые смотрят и думают так же, как я.

— Девяносто процентов выходцев с Кубы тожеголосовали за вас.

Президент бросил текст речи на сиденье иподобрал лежавший там утренний выпуск «Пост».

— О’кей, давай оставим Калдерона. Сколько емулет?

— Пятьдесят один. Женат, восемь детей,католик, выходец из бедной семьи, пробился через Йельский университет, оченьсерьезная личность. И очень консервативная. Никаких грехов, кроме того, чтодвадцать лет назад лечился от алкоголизма. С тех пор не пьет. Полныйтрезвенник.

— Курил когда-нибудь марихуану?

— Он это отрицает.

— Он мне нравится. — Президент читал первуюполосу.

— И мне тоже. Министерство юстиции и ФБРпроверили его белье, и оно оказалось совершенно чистым. Кого из двух оставшихсявы предпочитаете: Силер-Спенс или Уотсона?

— Что за фамилия Силер-Спенс? Я имею в виду,что у них не так, у этих женщин со сложными фамилиями? Что, если у нее фамилияСковински и она выйдет за мужика по фамилии Левандовски, будет ли ее маленькаяраскрепощенная душа настаивать на том, чтобы идти по жизни как Гвендолин Ф.Сковински-Левандовски? Помилуй меня. Я никогда не назначу женщину с дефисом.

— Вы уже назначили.

— Кого?

— Кэй Джоунз-Родди, послом в Бразилию.

— Тогда отзови ее и сними с должности.

Коул выжал легкую усмешку и положил записку насиденье. Он смотрел на проезжавшие за окном машины. Они определятся по второйкандидатуре позднее. Калдерон был у него в кармане. Теперь ему нужна ЛиндаСилер-Спенс, поэтому подсовывать он будет негра, подталкивая президента кженщине. Таков основной закон манипулирования.

— Я думаю, нам следует повременить еще парунедель с объявлением кандидатов, — сказал он.

— Как хочешь, — пробурчал президент, читаястатью на первой полосе. Он объявит их, когда будет готов, независимо от плановКоула. Он еще не уверен, что их следует объявлять вместе.

— Судья Уотсон очень консервативный черныйарбитр с репутацией непоколебимого. Он пришелся бы к месту.

— Я не знаю, — пробормотал президент,увлеченный статьей о Гэвине Верееке.

Коул видел статью на второй странице. Вереекбыл обнаружен в номере «Хилтона» в Новом Орлеане погибшим при загадочныхобстоятельствах. Как сообщалось в статье, официальные лица ФБР находились вневедении и не могли объяснить, почему Вереек оказался в Новом Орлеане. Войлзбыл сильно опечален. Отличный, преданный служащий и т. д.

Президент до конца пролистал газету.

— Наш друг Грантэм молчит.

— Он копает. Я думаю, он слышал о деле, но неможет к нему подобраться. Он обзвонил в городе всех, но не знает, чтоспрашивать, и гоняется за призраками.

— Ну что ж, я играл вчера в гольф с Глински, —сказал с довольным видом президент. — И он заверяет меня, что все находится подконтролем. У нас состоялась по-настоящему душевная беседа за восемнадцатьюлунками. Он ужасный игрок и все время попадает то в песок, то в воду. Это быланастоящая потеха.