Наполеона, выдвинутое 17 октября перед Лейпцигским сражением. В качестве курьера для передачи ответа союзников императору он собирался использовать французского министра при дворе Саксе-Веймара – Сент-Эгнана, которого обнаружили в партии пленников, захваченных 24 октября в Веймаре. 29 октября Меттерних, царь и Абердин одобрили в принципе план действий, согласившись гарантировать Франции безопасность в пределах «естественных границ» и выпустить манифест, подтверждающий стремление союзников к миру. Такая ситуация сохранялась до переезда союзных лидеров во Франкфурт.

Штейн, как мы помним, сделал ставку на обретение власти в оккупированных союзниками германских землях при минимальном вмешательстве даже его покровителей. Поскольку власть Центрального административного совета была двухступенчатой – сам барон оставался главой совета, а в число других его членов входили старые сообщники барона Шён и Редигер, а также русский граф Кочубей, – влияние Штейна было довольно значительным. Когда же Австрия, присоединившись к коалиции, потребовала себе место в совете, барон расценил требование как вмешательство в сферу его исключительной компетенции. Стремление не допускать Австрию в совет Штейн обосновывал тем, что Вена не должна выходить за сферу своего влияния в Южной Германии, в то время как север страны находился в ведении совета. Таким образом, барон был одним из тех, кто обеспечил Австрии свободу действий на юге, и сожалел потом, что Меттерних оказался не настолько корыстным, как ожидалось.

В сложившейся ситуации Штейн усматривал возможность не только сохранить, но и укрепить свое положение. Уверяя Александра, что членство Австрии в совете лишь повредит интересам России (себя он считал проводником таких интересов), Штейн предложил заменить совет одним-единственным министром-управляющим в его собственном лице. Министр будет подотчетен союзным монархам, непосредственные же указания будет получать от Комитета союзных министров, уполномоченного принимать решения. Сам министр-управляющий также должен был состоять в этом комитете. План выглядел дерзким, даже самонадеянным. Впервые с 1808 года Штейн получил бы в соответствии с этим планом министерский статус. Он заседал бы на равных в комитете с Харденбергом, Нессельроде и Меттернихом. Вне комитета Штейн оставался бы непосредственным правителем оккупированных территорий и приобрел бы возможность влиять на деятельность комитета министров в промежутках между встречами монархов. В любом случае Австрия оставалась бы в меньшинстве. Штейн по-прежнему слышал ликующие возгласы прусских волонтеров. Барон, однажды уже побудивший прусского короля вступить в войну во главе своих восставших подданных, был уверен, что ему удастся повторить свое предприятие и в государствах Рейнского союза. Его уже не в шутку называли «императором Германии».

Естественно, Меттерних был менее всего расположен шутить. Вопрос об оккупационной политике стал главной причиной бурных и бестолковых споров, сотрясавших штаб-квартиру союзников несколько недель до Лейпцигского сражения. Меттерних добивался исключения управляющего из состава комитета министров, ограничения функций управляющего проблемами снабжения оккупированных территорий и включения в комитет представителей малых германских государств, присоединившихся к союзникам. Затем состоялось победоносное сражение под Лейпцигом. 19 октября союзные монархи и их окружение торжественно въехали в город. Впервые Меттерних и Штейн встретились лицом к лицу. 21 октября они пришли к соглашению.

Лейпцигская конвенция появилась на свет главным образом благодаря усилиям Гумбольдта, действовавшего в качестве посредника между Штейном и Меттернихом. Штейн добился удовлетворения своего требования об учреждении поста управляющего оккупационной администрацией, действующего на основании указаний министерского комитета и располагающего широкими полномочиями по назначению региональных управляющих и созданию необходимых служебных органов. Вопреки протестам Меттерниха этот пост занял сам Штейн. Его основные функции заключались в мобилизации денежных средств и войск для общего дела союзников, однако Штейну было запрещено обращаться с прямыми воззваниями к населению или государственным ассамблеям, что предлагал Гумбольдт. Последнего ограничения добился, разумеется, Меттерних. Кроме того, австрийскому министру удалось ослабить своих противников посредством расширения состава министерского комитета и исключения из него управляющего оккупационной администрацией. Да, он не смог добиться мест в комитете для представителей Баварии или других государств Рейнского союза, готовых в ближайшее время присоединиться к союзникам, но даже включение в его состав представителей Ганновера и Швеции явилось определенным успехом. Швеция, подобно Ганноверу, противилась прусской экспансии, поскольку добивалась земельных компенсаций для короля Дании для оправдания шведского захвата Норвегии. В условиях, когда Россия и Швеция отстаивали свои обоюдные интересы в Северной Европе, когда умеренный граф Мюнстер получил право занять место в комитете, а Штейн был исключен из него (хотя и получил ранг министра), председательское место в комитете было отдано Харденбергу в знак компенсации за удаление из него Штейна.

Однако Меттерних не упускал из виду и опасных замыслов Штейна относительно создания в Германии сфер своего исключительного влияния. В попытках ограничить полномочия министра-управляющего он преуспел лишь в достижении сомнительного компромисса, состоявшего в наделении Центрального административного совета выборочной степенью власти на различных территориях. Штейн вообще не имел власти на бывших землях Австрии, Пруссии, Ганновера и Швеции, а также в Великом герцогстве Вюрцбургском (в силу его связей с Габсбургами). Во всех государствах Рейнского союза, переходивших под контроль союзных войск, введение правовых норм регулировалось соглашениями с этими государствами, которые заключались при посредничестве представителей союзников при местных властях. ЦАС имел полную власть на конфискованных территориях, так называемых «ничейных землях». Разумеется, компромиссная формула не предусматривала раздел Германии на сферы влияния, но она способствовала развитию тенденций в этом направлении. Территория, относившаяся к третьей категории, располагалась почти целиком на севере: Саксония, завоеванная силой, Берг, Вестфалия (за вычетом земель, предназначенных для Ганновера), Великое герцогство Франкфуртское Дальберга и 32-й военный округ, подпадавший под действие статей соглашения в Теплице. Наоборот, государства второй категории располагались на юге, где Меттерних, опираясь на мандат от союзников, мог привлечь к ним Вюртемберг и Баден и заключить с этими курфюршествами соглашения по образцу договора с Баварией.

Парадокс состоял в том, что в то время Меттерниха и Штейна объединяла неприязнь к расколу Германии, который углублялся по мере ее перехода под контроль союзных войск. Оба политика рассматривали третью Германию как единое целое, связанное определенными узами с Австрией и Пруссией, ориентировавшейся на Восток гораздо больше, чем того желали Штадион и Харденберг. Оба политика вышли в своих воззрениях за пределы узкого и догматичного «государственного эгоизма», который обрек Германию на бессилие в период жизни последнего поколения. Оба стремились к прекращению австро-прусского соперничества и полагали, что этого можно достичь посредством крайних мер – передачей Саксонии Пруссии или, минимум, части саксонских земель, расположенных к востоку от Эльбы. Их различия проистекали из оценок России. Штейн опирался на царя в стремлении унизить Францию и князей Рейнского союза, а также пытаясь незаметно играть роль крестного отца новой Германии. Меттерних же подозревал, что действительным