– На мгновение мне показалось, что тобою овладелобезумие убийства. Что для тебя уже все потеряло смысл… Кроме убийства…

– Знаю.

– Я боялся, – докончил Кагыр спокойно, – чтов исступлении ты засечешь того Ширру. А ведь от убитого уже не получишь никакойинформации.

Геральт кашлянул. Молодой нильфгаардец нравился ему всебольше. Он был не только мужественным, но и рассудительным.

– Ты правильно сделал, отослав Ангулему, –продолжал Кагыр, все еще легонько постукивая зубами. – Такое не длядевушек… Даже таких, как она. Мы докончим это сами, вдвоем. Поедем вслед запогоней. Но не для того, чтобы убивать в берсеркерском бешенстве. То, что тытогда говорил о мести… Геральт, даже в мести должен быть какой-то метод. Мыдоберемся до полуэльфа… Заставим его сказать, где находится Цири.

– Цири умерла.

– Неправда. Я не верю в ее смерть… И ты тоже не веришь.Признайся.

– Я не хочу верить.

Снаружи свистел ветер, шумел дождь. В пещере было уютно.

– Геральт?

– Ну?

– Цири жива. Я опять видел сон… Верно, что-то случилосьво время Эквинокция, что-то фатальное… Да, несомненно, я тоже это чувствовал ивидел… Но она жива… Жива наверняка. Поспешим… Но не ради мести и убийства. А кней.

– Да. Да, Кагыр. Ты прав.

– А ты? Уже не видишь снов?

– Вижу, – сказал он с горечью. – Но послепересечения Яруги очень редко. И вообще, проснувшись, их не помню. Что-то вомне оборвалось, Кагыр. Что-то прогорело. Что-то во мне кончилось…

– Это не страшно, Геральт. Я буду видеть сны за нас обоих.

На рассвете отправились дальше. Дождь перестал, казалосьдаже, что солнце пытается отыскать какую-нибудь щелочку в затягивающей небосерости.

Ехали медленно, вдвоем на одной лошади в нильфгаардскойвоенной сбруе.

Животное шлепало по гальке и голышам, бредя по берегуСансретура, речушки, ведущей к Туссенту. Геральт знал дорогу. Он когда-то бывалздесь. Очень давно. С того времени многое изменилось. Но не изменилась долина иречка Сансретур, которая чем дальше, тем больше из речки превращалась в реку. Неизменились горы Амелл и вздымающийся над ними обелиск Горгоны. Горы Дьявола.

Некоторые вещи имеют свойство вообще не изменяться.

– Солдат приказов не обсуждает, – говорил Кагыр,ощупывая повязку на голове. – Не анализирует, не раздумывает над ними, неждет, чтобы ему раскрывали их смысл. Это первое, чему у нас учат солдата.Поэтому легко понять, что я ни минуты не сомневался в законности отданного мнеприказа. Вопрос, почему именно я должен поймать цинтрийскую королевну иликняжну, даже в голову мне не приходил. Приказ есть приказ. Зол я был, этоверно, потому что хотел прославиться, вступая в бой с рыцарством, с регулярнойармией… Но работа на разведку у нас тоже считается почетной. Правда, если бречь шла о каком-то более трудном задании, о каком-то важном пленнике… Нодевчонка?

Геральт бросил в огонь хребет форели. К вечеру они поймаливо впадающем в Сансретур ручье достаточно рыбы, чтобы наесться. Форель шла нанерест, и схватить ее было проще простого.

Он слушал рассказ Кагыра, и любопытство боролось в нем счувством глубокой досады.

– В общем, это была случайность, – продолжалКагыр, глядя на огонь. – Чистейшая случайность. Как я позже узнал, у наспри цинтрийском дворе был шпион, камер-юнкер. Когда мы захватили город ипытались окружить замок, этот шпион выскользнул и дал нам знать, что цинтрийцыпопытаются вывести княжну из города. Было создано несколько таких групп, какмоя. По случайности именно на мою группу налетел тот, кто вез Цири.

Началась погоня по улицам, полыхающим огнем. Это был сущийад. Ничего больше, только рев пламени, стены огня. Кони не хотели идти, а люди…да что тут говорить, люди тоже не спешили их подгонять. Мои подчиненные, у меняих было четверо, принялись молиться, кричать, что я спятил, что веду их напогибель… Мне едва удалось восстановить порядок…

Мы продолжали преследовать беглецов в этом огненном котле идогнали. Неожиданно на нас налетели пятеро конных цинтрийцев. И началась сеча,я не успел даже крикнуть, чтобы мои солдаты следили за девочкой. Впрочем, онасразу же оказалась на земле, тот, кто ее вез на луке седла, погиб первым. Одиниз моих подхватил ее и затащил на лошадь, но далеко не уехал, кто-то изцинтрийцев рубанул его со спины. Я видел, как острие прошло в дюйме от головыЦири, которая снова упала в грязь. От страха она была в полуобморочномсостоянии, я видел, как она прижимается к убитому, как пытается подползти поднего… Словно котенок рядом с убитой кошкой…

Он замолчал, громко сглотнул.

– Она даже не знала, что прижимается к врагу. Кненавистному нильфгаардцу. Мы остались вдвоем, – продолжил Кагыр посленедолгого молчания, – я и она, среди трупов и огня. Цири ползала в грязи,а вода и кровь уже начинали сильно парить. Рядом с нами завалился дом, я ужемало что видел сквозь искры и дым. Конь ни в какую не хотел туда подходить. Якричал ее, звал к себе, охрип, пытаясь перекричать гул пожара. Она видела меняи слышала, но не реагировала. Конь не хотел идти, и я не мог его заставить.Пришлось спешиться. Я никак не мог поднять ее одной рукой, а другая была занятаповодьями, конь вырывался, чуть не повалил меня. Когда я наконец поднял ее, онапринялась кричать. Потом потеряла сознание. Я накрыл ее плащом, который намочилв луже, в грязи, навозе и крови. И мы поехали. Прямо сквозь огонь.

Сам не знаю, каким чудом нам удалось выбраться оттуда. Нонеожиданно открылся пролом в стене, и мы выскочили к реке. Неудачно, в томместе, которое как раз выбрали отступающие нордлинги. Я скинул офицерский шлем,потому что по шлему, хоть крылья и подгорели, меня распознали бы тотчас. Остальнаяодежда была настолько покрыта копотью, что не могла меня выдать. Однако если бдевушка была в сознании, если б стала кричать, меня разделали бы мечами. Мнеповезло.

Я ехал с отступающими около двух больших стае, потом отстали укрылся в кустарнике над рекой, по которой несло трупы.

Кагыр замолчал, закашлялся, обеими руками пощупал обернутуютряпкой голову. И покраснел. А может, это был всего лишь отблеск пламени?