Граф Греффи улыбнулся и повертел стакан в пальцах.

— Я предполагал, что с возрастом стану набожнее, нопочему-то этого не случилось, — сказал он. — Очень сожалею.

— Вы хотели бы жить после смерти? — сказал я и сейчас жеспохватился, что глупо было упоминать о смерти. Но его не смутило это слово.

— Смотря как жить. Эта жизнь очень приятна. Я хотел бы житьвечно. — Он улыбнулся. — Мне это почти удалось.

Мы сидели в глубоких кожаных креслах, разделенные столиком сбокалами и шампанским в серебряном ведерке.

— Если вы доживете до моего возраста, многое вам будетказаться странным.

— Вы не похожи на старика.

— Тело стареет. Иногда мне кажется, что у меня палец можетотломиться, как кончик мелка. А дух не стареет, и мудрости не прибавляется.

— Вы мудры.

— Нет, это великое заблуждение — о мудрости стариков.Старики не мудры. Они только осторожны.

— Быть может, это и есть мудрость.

— Это очень непривлекательная мудрость. Что вы цените вышевсего?

— Любимую женщину.

— Вот и я так же. Это не мудрость. Жизнь вы цените?

— Да.

— Я тоже. Потому что это все, что у меня есть. И еще днирождения, — засмеялся он. — Видимо, вы более мудры, чем я. Вы не празднуетедень своего рождения.

Мы оба потягивали вино.

— Что вы в самом деле думаете о войне? — спросил я.

— Я думаю, что она нелепа.

— Кто выиграет ее?

— Итальянцы.

— Почему?

— Они более молодая нация.

— Разве молодые нации всегда выигрывают войну?

— Они способны на это в известном периоде.

— А потом что?

— Они становятся старыми нациями.

— А вы еще говорите, что не мудры.

— Дорогой мой мальчик, это не мудрость. Это цинизм.

— Мне это кажется величайшей мудростью.

— Это не совсем так. Я мог бы вам привести примеры вподтверждение противоположного. Но это неплохо сказано. Мы выпили всешампанское?

— Почти.

— Может быть, выпьем еще? Потом я пойду переодеться.

— Пожалуй, не стоит больше.

— Вам в самом деле не хочется?

— Да.

Он встал.

— Желаю вам много удачи, и много счастья, и много, многоздоровья.

— Благодарю вас. А я желаю вам жить вечно.

— Благодарю вас. Я так и делаю. А если вы когда-нибудьстанете набожным, помолитесь за меня, когда я умру. Я уже нескольких друзейпросил об этом. Я надеялся сам стать набожным, но этого не случилось.

Мне казалось, что он улыбнулся с грустью, но я не былуверен. Он был очень стар, и на его лице было очень много морщин, и в улыбкеучаствовало столько черточек, что оттенки терялись в них.

— Я, может быть, стану очень набожным, — сказал я. — Вовсяком случае, я буду молиться за вас.

— Я всегда ожидал, что стану набожным. В моей семье всеумирали очень набожными. Но почему-то этого не случилось.

— Еще слишком рано.

— Может быть, уже слишком поздно. Может быть, я пережил своерелигиозное чувство.

— У меня оно появляется только ночью.

— Но ведь вы еще и любите. Не забывайте, что это тожерелигиозное чувство.

— Вы думаете?

— Конечно. — Он сделал шаг к бильярду. — Вы очень добры, чтосыграли со мной.

— Это было большим удовольствием для меня.

— Пойдемте наверх вместе.

Ночью была гроза, и, проснувшись, я услышал, как дождьхлещет по оконным стеклам. В открытое окно заливала вода. Кто-то стучался вдверь. Я подошел к двери очень тихо, чтобы не разбудить Кэтрин, и отворил. Этобыл бармен. Он был в пальто и держал в руках мокрую шляпу.

— Мне нужно поговорить с вами, tenente.

— В чем дело?

— Дело очень серьезное.

Я огляделся. В комнате было темно. Я увидел лужу на полу подокном. — Войдите, — сказал я. Я за руку провел его в ванную комнату, запердверь и зажег свет. Я присел на край ванны.

— В чем дело, Эмилио? У вас какая-нибудь беда?

— Нет. Не у меня, а у вас, tenente.

— Вот как?

— Утром придут вас арестовать.

— Вот как?

— Я пришел сказать вам. Я был в городе и в кафе услышалразговор.

— Понимаю.

Он стоял передо мной, в мокром пальто, с мокрой шляпой вруках, и молчал.

— За что меня хотят арестовать?

— Что-то связанное с войной.

— Вы знаете — что?

— Нет. Но я знаю, что вас прежде видели здесь офицером, атеперь вы приехали в штатском. После этого отступления они каждого готовыарестовать.

Я минуту раздумывал.

— В котором часу они собирались прийти?

— Утром. Точного часа не знаю.

— Что вы советуете делать?

Он положил шляпу в раковину умывальника. Она была оченьмокрая, и вода все время стекала на пол.

— Если за вами ничего нет, то вам нечего опасаться. Нопопасть под арест всегда неприятно — особенно теперь.

— Я не хочу попасть под арест.

— Тогда уезжайте в Швейцарию.

— Как?

— На моей лодке.

— На озере буря, — сказал я.

— Буря миновала. Волны еще есть, но вы справитесь.

— Когда нам ехать?

— Сейчас. Они могут прийти рано утром.

— А наши вещи?

— Уложите их. Пусть ваша леди одевается. Я позабочусь овещах.

— Где вы будете?

— Я подожду здесь. Не нужно, чтоб меня видели в коридоре.