– Кутепова, Кутепова, ага, вот она… Раиса Сергеевна,выписана в связи с отправкой на зону.

– Что? – подскочила я. – На какую зону?

– Известно, на какую, – ответила паспортистка, – женскую.Кутепова Раиса Сергеевна была осуждена за совершение преступления.

Я потеряла дар речи. Паспортистка, не замечая моей реакции,спокойно добавила:

– Надо же, такая симпатичная, а преступница.

Еле выйдя из ступора, я глянула на карточку, которуюпаспортистка держала в руке. В углу бумажки была прикреплена фотография,черно-белая. Отчего-то снимки, которые предназначены для документов, обычнополучаются искаженными. Я, например, запечатлена везде с такой физиономией, чтолюбой милиционер, раскрывший мои права или паспорт, просто обязан препроводитьменя в ближайшее отделение. Потому что бабища с выпученными глазами, тщательноприлизанными волосами и судорожно сжатым ртом походит на меня, как чайник натабуретку.

Но Раиса Сергеевна Кутепова, очевидно, обладала редкостнойфотогеничностью. Ее лицо, молодое, свежее, оказалось отлично узнаваемым. У неебыла другая прическа – длинные волосы падали на плечи, но все равно сразупонятно – это она, правда, моложе лет на десять, а то и больше. Была лишь однастранность: девушка, чье лицо сейчас смотрело на меня, не имела ничего общего сРаисой Сергеевной Кутеповой, мирно попивавшей сегодня в моей столовой отличносваренный кофеек. Нет, на меня смотрела с фото совсем другая личность, тожехорошо мне известная, но носящая имя… Сашенька.

– Как же так, – забормотала я, – ничего не понимаю, но…Осуждена… за что?

Паспортистка пожала плечами:

– Сие мне неизвестно, велено было выписать ее, и выписали.Впрочем, если хотите узнать подробности… Поговорите с Марком Михайловичем.

– Это кто такой?

– Наш участковый, в его ведении был шестой дом. Ступайте впятнадцатый кабинет.

– Так ведь он ушел, наверное.

Паспортистка улыбнулась.

– Нет. У Марка Михайловича ничего, кроме работы, нет. Он изтех, из старых специалистов, которые любое ЧП на вверенном участке воспринимаюткак личную трагедию. Теперь таких сотрудников нет, молодежь расторопная пошла,только о себе и думает. Идите-идите, на месте он. А память у Марка Михайловичаслоновья, наши к нему всегда, как в справочную, бегают. Ну все помнит!

Я вышла в длинный коридор, добралась до нужного кабинета иоткрыла дверь.

Толстый, потный милиционер недовольно сказал:

– Погодите, я занят.

Тут только я заметила с другой стороны стола плохо одетуювсхлипывающую женщину.

– Извините, – пробормотала я.

– За дверью подождите, – велел участковый.

Я уселась на деревянный ободранный стул и схватиламобильник.

– Да, мусик, – прочирикала Маня.

– Ты где, детка?

– На станцию пошла, газеты купить, а еще мороженое.

– Аля с тобой?

– Да.

– Слушай внимательно. Прямо сейчас, первой электричкой,поезжайте в Москву, к Оксане.

– Зачем?

– Не перебивай. Дело очень серьезное, речь идет о жизни Али.Наври ей что-нибудь, ну, к примеру, что Оксана плохо себя чувствует, надопомочь с собаками. Дениска уехал на практику. Аля не удивится. Не спускай с нееглаз, заприте двери, никому не открывайте. Даже если человек скажет, что онродственник. У Оксаны и у меня есть ключи.

– А Раиса…

– Ей в особенности! За Алей охотится убийца. Только ей знатьоб этом совсем не надо. Ты поняла?

– Да, – проорала Маня, – электричка будет через семь минут.

Я набрала номер Оксаны. Моя подруга в отличие от большинстваженщин в экстремальной ситуации не станет размахивать крыльями и тупокудахтать: «Как? Что? Объясни по-человечески! Ой, очень интересно!» Нет, Ксютаспокойно сделает то, о чем ее попросят, и только потом начнет задавать вопросы.Вот и сейчас, выслушав меня, она ответила:

– Хорошо, пусть устраиваются в комнате Дениски, заодно и ссобаками погуляют!

Я сунула мобильник в сумочку и уставилась на стены,завешанные плакатами. Отчего-то все они были посвящены борьбе с курением. Ждатьпришлось долго, примерно около часа. Сначала у меня заболела спина, потомголова. В отделении стояла духота. Несмотря на жаркий июнь, все окна былизакрыты, а при ближайшем рассмотрении выяснилось, что еще и заклеены.

Впрочем, когда я наконец очутилась в кабинете участкового,то поняла, что в коридоре было просто свежо. В маленькой комнатенке стоялострый запах пота и дешевого одеколона. Марк Михайлович вытащил из-под столабутылку «Святого источника», отпил прямо из горлышка и устало сказал:

– Слушаю вас.

Я улыбнулась и положила перед ним французский паспорт.

– Иностранка, значит, – протянул милиционер.

– Вроде того.

– И чего?

Продолжая улыбаться, я изложила только что придуманнуюисторию. У меня есть сводная сестра. Мать у нас одна, а отцы разные. Поэтому яИвановна и Васильева, а Рая – Сергеевна и Кутепова. Раечка меня младше, но мыдружили. Но потом я вышла замуж за француза и укатила в Париж. Естественно,общение сошло на нет, писем мы друг другу не писали, по телефону общалисьредко. Потом умерла мама, но именно в этот момент мой супруг оказался вбольнице, пришлось остаться с мужем, на похороны я не приехала и потерялавсякую связь с сестрой. И вот теперь хочу ее найти, занимаюсь проблемой уженесколько дней, но пока безуспешно. В Вяльцах, нашем родном городке, мнесообщили, что Раечка убыла в Москву, поселилась на улице Сапилова, в домешесть. Но здание разобрано, и к тому же до меня случайно дошла дикаяинформация, якобы моя сестренка стала уголовницей.

– Кутепова Раиса, – тяжело вздохнул участковый. – Давненьковы с сестрой не встречались.

– Знаете ее? – обрадовалась я.

Марк Михайлович кивнул.

– Сам в шестом доме жил, причем в одном подъезде с Раисой.

– Господи! Вы в курсе, где она?

Участковый побарабанил пальцами по столу.

– Да уж, далеко.