— То есть?

— Он не сделал тебе ничего такого, что ты сперва ему несделала.

— Я думала, что их обоих повели ardeurи Белль Морт.

— В первый раз, когда ты ощущаешь призыв ее силы, онапьянит. Но тот факт, что Джейсон сделал нечто, чего ты не позволила бы, аНатэниел нет, значит, что Натэниел лучше собой владеет, чем Джейсон.

— Я бы решила, что все наоборот.

— Я знаю, — сказал он, и то, как это было сказано,заставило меня на него посмотреть.

— И что ты имеешь в виду?

— То, ma petite,что ты, быть может, знаешь желания сердцаНатэниела, но я не думаю, что ты знаешь его самого.

— Он сам себя не знает.

— Отчасти это верно, но я думаю, что он тебя ещеудивит.

— Ты опять что-то от меня скрываешь?

— Насчет Натэниела — нет.

Я вздохнула:

— Ты знаешь, в другое время я бы заставила тебяобъяснить этот загадочный комментарий, но черт меня побери, сейчас мне нужнокакое-то утешение от кого-то, и я думаю, это ты.

Он приподнял брови.

— Когда ты просишь в такой лестной манере, как я могуотказать?

— Не надо, Жан-Клод, просто обними меня.

Он притянул меня к себе, и я повернулась так, чтобы укус неболел, то есть чтобы не болел сильнее, чем уже болел. Он превратился впульсирующую боль, острую при прикосновении. Действительно больно, но отчасти ябыла довольна. Это было свидетельство того, что мы сделали, болезненный сувенирв память того, что было приятно. Если мои моральные устои не позволяливоспринимать это отдельно, я могла восхищаться целым.

— И почему мне приятно, что Натэниел меняпометил? — спросила я тихо, потому что на сто процентов была уверена вотсутствии у Жан-Клода ревности по этому поводу.

Он погладил меня по волосам, обнимая одной рукой.

— Я вижу много причин. — Его голос отдавался унего в груди, к которой я прижалась ухом, и смешивался со стуком сердца.

— Мне хватит одной, которая будет для меня иметь смысл.

— Иметь смысл для тебя.Тогда это другой вопрос.

Я обняла его за талию, притянула:

— Без игр, мы же договорились. Просто скажи.

— Дело может быть в том, что ты становишься его истиннойНимир-Ра. — Его рука прижала меня сильнее. — Я действительно чувствуюв тебе что-то новое, ma petite,какую-то дикость, которой не было раньше.Возможно, ты, будучи его Нимир-Ра, стремишься к более тесному контакту.

Имело смысл. Трудно было спорить с этой логикой, хотя ихотелось.

— А другие причины?

— Белль Морт отнеслась к тебе как вампиру своей линии.Если посредством меток или твоей некромантии ты приобрела одни способностивампиров, у тебя могут быть и другие. Может быть, леопард — твой подвластныйзверь. Я признаю, что первая причина более вероятна, но вторая также возможна.

Я чуть отвела голову назад, чтобы видеть его лицо.

— А тебя тянет к волкам?

— Мне приятно, когда они меня окружают. Приятно ихтрогать как... как любимую собаку или как любовницу.

Не думаю, что мне понравилось объединение собаки и любовницыв одной фразе, но я не стала придираться к словам.

— Значит, тебе хочется секса с волками?

— Тебе хочется иметь секс с Натэниелом?

— Нет... в прямом смысле — нет.

— Но тебе хочется его трогать и чтобы он тебя трогал?

Мне пришлось пару секунд подумать.

— Кажется, да.

— В истинном соединении животного и вампира в обоихесть желание касаться, в одном — желание служить, в другом — заботиться.

— Падма, мастер зверей, о своих животных ноги вытирал.

— Одна из причин, почему Падма всегда будет в Совете навторых ролях, состоит в его убеждении, что власть должна быть взята, что онадолжна порождаться страхом. На самом деле власть, сила приходит, когда тебе еепредлагают другие, а ты лишь воспринимаешь ее как дар, а не как трофей в личнойвойне.

— Поэтому то, что ты обращаешься с волками лучшемногих, означает всего лишь — как сказать? — политическое решение?

Он пожал плечами, не выпуская меня из объятий.

— Я не знаю чувств других вампиров. Знаю только, чтоБелль Морт тянуло к ее котам, и у меня то же самое к моим волкам. Быть может,только вампиры ее линии обращают связь между вампиром и зверем во что-то вродеотношений любовников? Ее сила во многом кормилась сексом или хотя бы влечением,а у других все может быть совсем не так — кто знает? — Оннахмурился. — Я на самом деле до сих пор об этом не думал. Быть может, этоодно из преимуществ — или недостатков — ее наследия, что большая часть моихспособностей всегда чем-то напоминает секс.

— А у Ашера те же чувства к подвластному ему зверю?

— У него нет подвластного зверя.

Я вытаращила глаза:

— Я думала, что все Мастера Вампиров определенноговозраста имеют подвластного зверя.

— Как правило, но не всегда. Точно так же, как его укусможет дать истинную сексуальную разрядку, а мой — нет. У нас разные виды силы.

— Но не иметь подвластного зверя — это похоже насерьезный...

— Да, это значит, что он слабее меня.

— Но он мог бы все равно быть где-то Мастером ВампировГорода. Я хочу сказать, что встречала хозяев города, у которых не былоподвластного зверя.

— Если в этой стране найдется вакантная территория, аАшер пожелает нас покинуть, то — да, он мог бы подняться до Мастера Города.

Я открыла рот спросить: «Так почему же?..» Но я наверняказнала ответ, и он был болезненным, так что я ничего не сказала. Взрослею,наверное, наконец-то.

Не все, что приходит тебе в голову, должно слетать с языка.

— А может быть, еще, что ты просто очень давно хотелаНатэниела. Тогда это просто радость наконец-то удовлетворенного желания.

Я оттолкнулась от него:

— Знаешь, что-то не очень у тебя выходит утешительно.

— Ты сказала: без словесных игр. Разве ложь — не то жесамое?

— У меня не было секса с Натэниелом, — мрачносказала я.

— Перестань, ma petite.У тебя с ним не было сношения,но сказать, что не было секса, — это уже натяжка. Ты так не считаешь?

Я глянула сердито и хотела огрызнуться, но сердце у менязабилось быстрее от чего-то больше похожего на страх, чем на злость.

— Ты хочешь сказать, что вот то, что мы сейчас делали,называется сексом?