- Ну, держал. И что?

- Теплая ручка-то?

- Борька, прекрати, - разозлился я.

- Ну вот, стало быть, живая дамочка-то, не призрак стого света. Более того, Дюхон, пока она жила на милицейскую зарплату, это былаодна песня, а как уволилась и получила пенсию по инвалидности, так песня сталасовсем другая. Более, так сказать, громкая и мелодичная. Более красивая, чтобтебе понятней было. Ты, надеюсь, понимаешь, что пенсия по инвалидности ни прикаких условиях не может быть выше зарплаты?

- Понимаю, конечно. Она что, нигде сейчас не работает?

- Официально - нигде. Вот и делай выводы, Дюхон.

- Круто, - протянул я. - А семья есть?

- Был муж, который ее бросил в аккурат тогда, когда онаувольнялась.

- То есть больную бросил, что ли? - я ушам своим неповерил.

- Дюхон, у тебя с головой как? Я ж тебе русским языкомговорю, что, если бы она была действительно больна тем самым, что в заключениинаписано, она бы сейчас уже была покойницей. Заключение липовое, просто нуженбыл не вызывающий сомнений повод для увольнения. Уж кто и зачем все этоустроил, я не знаю, но ты поразмысли на этот счет. А также насчет того, почемув этот самый момент ей занадобилось от мужа избавляться. Все, Дюхон, неотвлекай меня больше, я в машине еду, мне говорить неудобно. Если что еще узнаю- позвоню.

- Спасибо, Борис, - с чувством произнес я.

Вот такие вот дела, милая Мимоза... Что ж, пойду погляжу,как ты себя за ужином ведешь. Интервью-то небось прочитала уже и указания отсвоих начальников успела получить. Сейчас и узнаем, что это были за указания.

В столовой я впервые за все время оказался раньше своихпостоянных сотрапезников, зато в компании с веселым трогательным Телком,который с неописуемой скоростью запихивал в себя два салата, рыбу с гарниром,рисовую кашу с изюмом и яблоками и прилагающиеся к чаю блины. Причем все блюдаисчезали в его утробе не по очереди, а одновременно.

- Куда так спешишь? Подавишься, - заметил я, аккуратноотправляя в рот крошечную порцию салата.

- Тороплюсь, - пояснил Телок с набитым ртом. - Надонапарника отпустить на ужин. Я тут за обедом с Аленой расчирикался, за временемне уследил, так мне таких... этих самых... - он проглотил вполне понятноеслово, вставили по самые уши. Напарник - старший, а я пока на испытательномсроке, нарываться нельзя.

- А кто такая Алена?

- Как кто? Соседка твоя по столу. Ты что, не знаешь,как ее зовут? Ну ты даешь, Михалыч. Елена она, Алена, стало быть. - Н-да,парень, простота твоя кого угодно достанет. Сутки всего знаком с женщиной,которая к тому же старше тебя лет на десять, а уже Аленой называешь. Или тызнаком с ней не сутки, а гораздо, гораздо дольше? Прокололся ты, Телок. Стобой, таким недалеким, я легко справлюсь.

Едва Гриша отвалил, появилась Мимоза. Бледная, печальная. Нупрямо все умерли, никого в живых не осталось.

- А где наш друг и учитель Павел Петрович? - бодренькопоинтересовался я, делая вид, что не замечаю ее расстроенного вида.

- К нему дочь приехала. Андрей...

- Да, Леночка? - я положил нож и вилку и вопросительноприподнял брови.

- Мне очень жаль, но я должна с вами попрощаться.

Естественно. Ничего другого я и не ожидал. Ай да Муся, ай даумница, на десять шагов вперед видит. Как точно она еще вчера спрогнозироваласитуацию: если ты убедишь их в том, что ничего не помнишь, генерала Маслова незнаешь и книгу про милицию не пишешь, они от тебя отстанут, а если Еленаподставлена ими, то они ее отзовут за ненадобностью. Вот и отозвали.

- Что случилось, Леночка? - мой голос выдавалнеподдельную озабоченность и огорчение.

- Мое лечение окончено, завтра утром я уезжаю домой.

- Вообще-то, глядя на вас сегодня, я бы не сказал, чтовы полностью выздоровели, - заметил я, вполне, между прочим, искренне.

- Я и не выздоровела.

- Но вы же сказали, что лечение окончено.

- Да, лечение окончено. У меня больше нет денег, чтобыплатить за него.

Что ж, хорошая отговорка. Пять с плюсом разработчикулегенды.

- Мне жаль. Очень жаль, правда. Вы были такой приятнойсобеседницей, мне с вами было очень хорошо.

Ее губы дрогнули, глаза налились слезами. Мимоза судорожносглотнула. Ну актриса! Это же надо так играть! Где ее "Оскары"? Где"Золотые пальмовые ветви" Каннского кинофестиваля? Настоящие, а неглицериновые слезы крупным планом в нужный момент - это надо суметь. Ни в какойАмерике таких актрис нет, только у нас, да и то не в кино, а в милиции.

- Спасибо, - едва слышно прошептала она. - Мне тожебыло хорошо с вами, Андрей. Вы удивительный человек, ни на кого не похожий. Ивы очень талантливы. Кто бы что ни говорил о ваших книгах - помните: вы оченьталантливы. Когда вы напишете свою новую книгу о душе и разуме, ее обязательноиздадут. Вы тогда разрешите мне подойти к вам за автографом?

Я был великодушен, Елена же с каждой минутой становилась всепечальнее, и в конце концов у меня создалось неприятное впечатление, что онапереигрывает.

* * *

- Руки не напрягай! Расслабь руки, Михалыч, думай оприятном.

Это было непросто: усвоить, что удары нужно наноситьрасслабленными руками. Ну не укладывалось это в моем мозгу - хоть убей! ОднакоТелок, надо отдать ему должное, был терпелив и добродушен.

- Михалыч, ты хоть раз покойников на руках носил? -задал он мне вопрос после того, как я в сотый, наверное, раз выполнил движениенеправильно.

- Не приходилось, бог миловал, - фыркнул я. - А что?

- А мне приходилось. Ты знаешь, что покойник веситбольше, чем живой человек? Вот тот же самый человек, а как помрет - так будто вдва раза тяжелее делается.

- Да, я слышал об этом, - согласился я. - А почему?

- Да хрен его знает, загадка какая-то. Но факт естьфакт. У покойника все мышцы расслаблены, в том смысле, что он их специально ненапрягает, а весу получается больше. Ты это учти. Поэтому когда бросаешьрасслабленные руки, удар получается убойным, а если напрягаешься - фигня одна,веса не хватает. Вот смотри, показываю еще раз. И учимся дышать, длинный вдохносом, резкий выдох ртом, выдавливаешь воздух диафрагмой, на выдохе бьешь.

Телок принял забавную позу, выставил вперед и приподнялруки, которые выглядели гуттаперчевыми, как у балерины, исполняющей"Умирающего лебедя", шумно втянул носом воздух.

- Х-хе!

Его живот прилип к спине, четко обозначились выпуклыеквадратики мускулатуры пресса, руки мягко упали на палку, один конец которойлежал на сиденье велоэргометра, другой - на перекладине шведской стенки. Палкаиздала сухой треск и разломилась на две части. Таких палок Телок притащил в залштук пять, специально, как он объяснил, для наглядности процесса обучения.Четыре уже были сломаны, причем, как нетрудно догадаться, вовсе не мной.