Когда дробный перестук копыт удалился, Томас предложил:

— Рискнем короткими перебежками от меня до следующегодуба?

Калика чему-то хмыкнул, сказал загадочно:

— Люблю людей в доспехах. Такое от них слышишь...Ладно, только по краю котлована.

Снизу поднимался тяжелый запах пота, испражнений. Стукпревратился в неумолчный грохот, почва постоянно тряслась. Лунный свет серебрилвершины камней, а в самом котловане было темно. Они долго лежали, всматриваясьдо боли в глазах, уже плавали цветные пятна от напряжения, наконец медленностало проступать копошащееся месиво человеческих тел. Тускло поблескиваликирки, молоты, часто вспыхивали короткие багровые искры. Томас заметил, чтокалика вслушивается в доносящийся снизу шум, выуживая крики, слова, жалобы,стоны.

— Что-то понял?

— Ерунда, — отмахнулся Олег. — Этотритонисты, пальписты, левоходники...

— Что-то? Говори по-человечески.

— Я и говорю, разве не понял? Здесь собрали тех, ктопоклонялся тритону, когда надо было поставить жертву протею. Еще тех, ктообошел храм Аспы слева, когда надо справа, кто небрежно затесал кол передстатуей Теплакенапа...

Голос рыцаря в темноте прозвучал так рассерженно, что Олегна миг увидел багровое свечение:

— Черт бы побрал... Какой тритон, какая Аспа? Этихнесчастных все еще терзают?

— Как видишь.

— Но уже нет никакой Аспы!

— Как видишь, — повторил Олег, — никому ненужно прошлое. Как бы высокопарно о нем не говорили. Эти люди заброшены. Миризменился, законы и мораль изменились... Их грехи даже ваша злая церковь непризнает грехами, но они все еще терзаются в муках... И так будет.

— Но почему? — прошептал Томас возмущенно.

— А никому не нужно прошлое, — ответил Олегмертвым голосом. — Что бы ни говорили. Как и мы будем не нужны новомупоколению. Как и те не будут нужны следующим...

Томас покачнулся от волны горечи:

— А как же, мол, без знания прошлого нельзя понятьбудущего?

Калика отмахнулся:

— Умничают. Жрать-то всем хочется. В прошлом не былотех проблем, о которые расшибаем головы сейчас, так что опыт прошлогонеприменим. Так, всего лишь история... Собрание анекдотов.

Грохот молотов то приближался, то уходил в сторону. Лунаиногда пряталась надолго, в эти мгновения они проскакивали открытыепространства, иной раз едва не сталкиваясь с деловитыми чертями. На кольяхвисели отрубленные головы, кровь темными струйками бежала по дереву, лицадергались в судорогах, в выпученных глазах стояла боль. Они провожали двухлюдей покрасневшими белками, губы кривились, но не хрипа не вылетало изперекошенных ртов, лишенных глоток...

Дальше лунный свет выхватил из тьмы ряд высоких кольев,белесые, как придонные рыбы, тела на вершинах. Чем ближе подходили, чем большехолодела кровь от хрипов и стонов несчастных, что постоянно чувствуют, какзаостренное дерево разрывает им плоть. Олег шаг не прибавил, лишь чуть отвернулголову, а Томаса трясло, он схватил себя обеими руками за голову и сжал,пытаясь заглушить страшные звуки рвущегося мяса, и только страх, что уже отсталот калики заставил ослабевшие ноги двигаться быстрее.

В одном месте Томас успел увидел прикованного к стенеогромного человека. Широкие плечи и могучая грудь говорили о его великихдостоинствах, как могучие руки — о исполинской силе. Томасу почудилось, чтотело прикованного словно бы струится, лишь потом понял с содроганием, что тот сног до головы покрыт полчищами злых ос.

Калика кивнул привязанному великану:

— А, Керсасп... Прости, но за нами и так погоня.

Когда ушли далеко, Томас шепнул, косясь через плечо наоставленного гиганта:

— За что он здесь?

— Загасил огонь ударом палицы, — буркнулОлег. — Как видишь, в старину за что только не карали.

Томас удивился:

— Я сам видел как сарацины бросили одного в костертолько за то, что тот плюнул в огонь. Справедливо! Разве в огонь можноплевать?.. А тут ему еще и добавят.

Воздух был сухой и горячий, вскоре увидели впереди страшноебагровое зарево. Только горело не само небо, а земля. Осторожно приблизились,закрывая лицо руками от жара, там текла огненная река. В ней несло людей, чтострашно кричали и пытались выбраться, но берег был крут, руки несчастных недоставали до края.

Томас с содроганием смотрел, вздыхал, спросил сдавленно:

— За что их так?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Олег. — Этотебе знать лучше. Ваш ад, христианский!

Несчастные горели, но не сгорали, страшно было смотреть, какпытаются выскочить из сжигающего жара, но от усилий уходили в горящую тяжелуюмассу с головой. Томас шел по краю, стараясь не смотреть на казнимых, но все жебросал взгляды украдкой, вдруг остановился, всматриваясь в человека, которогонесло вдоль самого берега, тот молча хватался окровавленными руками, на головечудом сохранился шлем, сейчас докрасна раскаленный, пышущий жаром.

Его упорно тащило вдоль берега, он стонал сквозь зубы, новсякий раз пытался ухватиться, хотя ему приходилось из-за железного шлема хужедругих: срывался и погружался с головой, а выныривал намного ниже по течению.

Томас наклонился с криком:

— Кто ты, доблестный?

Человек, которого несло уже мимо, хрипло прокричал:

— Эдвин Торнхейм... из рода Белунгов...

Томас упал животом на берег, протянул руку и, вскрикнув отболи, успел ухватить за скрюченные пальцы обреченного. На долгий страшный мигпоказалось, что течение и тяжелый Эдвин увлекут в огненную реку, ухватиться неза что, а калика уже убрел далеко, но Томас боролся изо всех сил, рвал жилы,кряхтел, стонал и плакал от ожогов, но устоял, а сэр Эдвин ухитрился ухватитьсядругой рукой за край берега, с усилием подтянулся. Томас ухватил его за голоеплечо, горячее и с бегущими язычками пламени, подтащил, и Эдвин тяжелоперевалился на берег.

Мгновение он лежал, дыша хрипло. Огоньки медленно гасли повсему телу, потом с натугой перекатился в сторону от реки. Томас с облегчениемпоймал вдали взглядом калику. Освещенный красным пламенем, тот стоял наизлучине, махал рукой. Томас помахал в ответ, спросил жадно:

— Доблестный сэр Торнхейм, знаете ли здешние места?

— Нет, — прозвучал хриплый ответ. Обгорелое лицоказнимого рыцаря было страшным, — меня занесло издали... и я никогда непокидал реки... Кто ты, доблестный рыцарь?

— Томас Мальтон из Гисленда, — ответил Томас сдостоинством. — Прости, благородный рыцарь, но я должен спешить... Ты уж,если попытаешься выбраться, выбирайся. А мы... у нас свой квест.