— Ну, — сказал Томас, он одним рывком, выгнувспину, вскочил на ноги, — что ж не говоришь свое знаменитое: надо идти?

Калика ответил мирно:

— Да теперь чаще ты говоришь.

Лицо его было все такое же изнуренное, как и вчера. В грудиТомаса шевельнулась жалость. Все-таки, несмотря на мощь и нечестивую магию,чувствуется то ли смертельная усталость язычника, то ли все равно дает знатьвозраст.

Он быстро влез в доспех, уже удивляясь, как это вчерапоказались невыносимо тяжелыми, слегка подпрыгнул, мышцы радостно и с вызовомответили на нагрузку, предлагая подпрыгнуть еще и еще. Калика фыркнул, взялпосох и пошел впереди. Томасу почудилось, что калика даже горбитсяпо-стариковски и опирается на посох без всякой нужды.

— Ты что же, — спросил он в спину, — никогдане спишь?

— Вся жизнь сон, — изрек калика. — А смерть —пробуждение... гм... может быть. Тихо, кто-то бредет!

Томас оглянулся, спрятаться негде, а из-за скалы вышелнеспешно тучный человек среднего роста, одет опрятно, лицо круглое, слегкаодутловатое, одежда несколько поистрепалась, но чистая. Истоптанные башмакиступают бесшумно, потому и застал врасплох, за плечами небольшая котомка.

Томас, сердясь за испуг, гаркнул:

— Ты кто? Чего ищешь?

Человек вздрогнул, оглянулся на оклик. На бледном лицеблуждала растерянно счастливая улыбка.

— Что ищу? — переспросил он.

— Да!

— Великое «Быть Может...»

— А, — протянул Томас, ничего не поняв, — ядумал, ты тоже что-то потерял.

Человек счастливо развел руками:

— Кое-что, конечно, потерял, но нашел... Как много янашел!

Томас схватил калику за руку, потащил прочь, оглядываясь настранного человека:

— Сумасшедший какой-то... Дервиш, наверное. Хотя с видунашего роду. Пойдем, а то еще покусает.

Олег шел задумавшись, только уже через милю очнулся от дум,равнодушно показал Томасу на выступающие из тьмы высокие остроконечные шпили.Залитые лунным светом, они отчетливо вырисовывались на темном злом небе. Томасне поверил глазам: прямо на их пути из тьмы выступал костел. Высокие строгиебашни упираются в небо, колонны толстые, массивные, каменная кладка украшена, еслиглаза не врут при этом слабом свете, медными и бронзовыми листьями.

— Зайдем, — проговорил он трепетно.

— Зачем? — ощетинился Олег.

— Это же...

— Вряд ли, — прервал Олег. — В аду? Хотя, тыправ, тем более зайдем.

Ступени были из черного мрамора. Шаги отдавались гулко, дажетучи почти не грохотали, Томас толкнул ворота, створки отворились медленно, сдостоинством. Открылся зал с множеством лавок со спинками, вдоль стен черныесвечи, а вдали под стеной возвышался амвон. На нем можно было разглядетьтолстую книгу.

Олег шел, осматриваясь с явным удовольствием. Томас видел,как особенно внимание привлекли цветные витражи, в самом деле яркие и умелосделанные. Олег покрутил головой, неожиданно ударил по цветному стеклу. Послышалсязвон, яркие, как брызги радуги, осколки посыпались на каменный пол.

— Зачем? — спросил Томас враждебно.

— Там может быть что-то полезное. Да и вообще...приятно бить стекла.

Томас смотрел подозрительно:

— Потому что храм истинно католической церкви?

Олег отмахнулся:

— Мне все равно, католическая или кафолическая, чащезовомая православной. Ты лучше подумай, откуда здесь церковь?

Томас ответил зло:

— А здесь творят сатанинские действа! Козлу молятся, взад его целуют. И в перед. Это не настоящий костел, а антикостел.

— Тогда почему тебе жаль этих стекол?

Томас ощутил себя в затруднении. Нашелся:

— А потому, что ты представляешь, будто бьешь стекла внастоящей церкви!

— Дурак ты, — ответил Олег беззлобно. — Какбудто мне не все равно: черти или ангелы. И то и другое из новой гадостнойверы, я бы их всех, чертей и ангелов, связал спина к спине и бросил в самоеглубокое место Марианской впадины... Есть такое местечко, недавно там такоевыловил...

Он прошел вдоль стены, его пальцы быстро и умело щупали камни.Один заскрипел, Томас отступил на шаг. Целая стена отодвинулась, дальше былопомещение, сплошь заставленное узкогорлыми кувшинами.

— Вино? — спросил Томас недоверчиво. — Вхраме?

Олег сказал подозрительно:

— Что-то знакомое...

Ближайший кувшин разлетелся от удара с такой легкостью,словно разбросали изнутри. Олег удовлетворенно кивнул, словно получилподтверждение некой глубокой мысли, к неудовольствию Томаса пошел бить кувшиныдальше. Рассыпались с хрустящим треском, калика бил беззлобно, не пропуская ниодного. Томас уже раскрыл было рот, собираясь остановить глупое занятие, каквдруг среди обломков мелькнул синий пузырек. Калика довольно хмыкнул, пошелколотить оставшиеся. В последнем отыскался пузырек еще и оранжевого цвета.

— На, — сказал он, протягивая Томасу синийпузырек. — Хлебни.

— Что там?

— Почувствуешь.

Сам он с видимым удовольствием приложил к губам оранжевый.Томас видел, как мигом лицо порозовело, желтизна ушла, калика на глазах ожил,наполнился силой. Томас все же с некоторым колебанием открыл свой пузырек,понюхал, осторожно лизнул. Язык защипало, вкус был бодрящим. Он выпил легкуюжидкость, все еще сомневаясь, все же нечестивое колдовство, но доспехипоказались легче, он чувствовал, что снова готов в любой бой, способен безотдыха пробежать хоть милю.

— Терпимо, — согласился он. — Если за это непридется расплачиваться душой... Но ты откуда знаешь?.. Это христианский мир...хоть и чертячий, ты здесь не бывал!

Калика отшвырнул пузырек. Голос тоже был посвежевший,сильный:

— Я ж говорю, у меня ощущение, что уже проходил здесь.На самом деле что христианский, что халдейский или хохловский миры, все воруют.

Томас скрипнул зубами:

— Ты мою святую веру с поганскими не равняй! У когонаши святые отцы воруют? Друг у друга?

Олег воздел руки:

— Что воровать голому у голых? Воруют упредшественников.

Он на прощанье шарахнул посохом по последнему уцелевшемукувшину, грязному и заляпанному потеками глины, прошел мимо, не глядя, а Томасс удивлением остановился:

— Что за чудо?

Среди черепков прямо в воздухе над полом висела желтаялетучая мышь с растопыренными крыльями. Ее неживые глаза смотрели впространство.