работали над тем, чтобы его добиться, Европа осталась холодной, нетерпеливой, почти враждебной. Среди салонной жизни, а скорее, среди верстачного труда торгового мира мы произвели геройский шум; никто не отрицал, что правда была на нашей стороне, увы, не хватило сил, которая всё освящает.

Тот, кому выдалось среди этих несчастных событий из необходимости или из бедности путешествовать по Европе, легко мог убедиться, что в основном все остались равнодушными к нашему мученичеству. Это равнодушие ни в коей мере не вызвало сочувствия к русским, которые могут радоваться только склонности к своим щедро рассыпанным деньгам; она происходила от внутреннего расположения людей, испорченных мягкой, спокойной, жизнью. Также в характере революции 1863 года, вспыхнувшей под натиском деспотизма, было много загадочного для Европы. Радикалы опасались в ней благородного и обратного направления и робко ей аплодировали, друзья порядка боялись в ней красного и социализма; никто толком не понял, в чём была для нас суть, объясняли нас по-космополитичному, не желая понять по-польски.

Российская тирания возмущала, но стилет революции, который подняли руки безумцев, не вовремя пробудил также отвращение, Россия несправедливо обвинила нас как убийц, когда вообще жестокостью никогда не отличалась ни одна польская революция, и сейчас не отличается. От исключительных желаний применить терроризм возмущались самые горячие сердца, хотя часто притеснение его почти оправдывало.

Написать историю этой эпохи со всеми оттенками убеждений, какие были внутри, будет действительно трудней, чем простую историю восстания 1831 года. Тут в одних рядах, в одной организации стояли люди с крестом на груди, с верой и скептицизмом, набожные и маловеры, революционеры и феодалы, евреи и католики, православные и ультрамонтаны, демократы и аристократия. Пока продолжалась боевая горячка, соединялись все руки, все сердца в одной общей любви к родине. Целью было – снять с неё ярмо, потом их интересовало только, кто позже будет в ней править и чего они добьются.

В минуты начала революции страна, несмотря на приготовления, была почти без средств к борьбе; может, легче всего в то время удалось бы достать денег, хотя и тех изначально организация не имела; главной трудностью было оружие. Австрия и Пруссия ещё не осмелились более сурово, активно преследовать поляков, особенно первая, казалось, смотрит равнодушно, почти благоприятно на наши усилия.

Когда на родине в лесах уже собирались отряды, когда первые выстрелы из двухстволок попали в цель, только тогда более смелые люди полетели искать оружие по свету и средства выкрасть его на родину. На границах сосредотачивалась главная деятельность, потому что оттуда могло прибыть на родину животворящее оружие.

Юлиуш, который с первой минуты готов был сесть на коня с другими, как более опытный и холодный, получил приказ распоряжаться важной транспортировкой оружия, потому что этого лишь бы каким рукам доверить было нельзя, из-за торгашей, от которых святость дела защитить нас не могла. Везде, где идёт дело с этими несчастными деньгами, нужны закалённые в обращении с ними люди, чтобы не поддались искушению и не уступили обману. К сожалению, у нас были многочисленные примеры, как осторожно следовало поручать горячий металл, который редко на какой руке не выжег позорного клейма. Кроме гарантии характера, нужен был и талант к тайной, скрытной, ловкой и хитрой работе, подверженной многочисленным препятствиям.

Юлиуш, даже не поставив в известность Марию, исчез из Варшавы; он как можно старательней скрывал от неё свой отъезд; когда она расспрашивала, он умысленно вводил её в заблуждение, и попрощался нежным письмом, но оно не давало ни малейшей зацепки, где могла преследовать его только мыслью.

Мария использовала тогда всевозможные средства, каким её научила роль политического агента, влезала в самые недоступные укрытия и совещания, следила, расспрашивала, терпеливо шла за нитью Ариадны по тем лабиринтам заговора, пока не узнала того, чего хотела.

Юлиуш должен был на долгое время поселиться в хате лесника на галицкой границе; это уединённое место было едва известно нескольким посвящённым лицам. Иногда из ближайшего местечка туда приезжал незаметный экипаж, привозя загадочного гостя. Иногда австрийский офицер с пограничной стражи приходил к леснику, порой ночью потом проскальзывали деревенские повозки через неохраняемый участок на территории Польши, а Юлиуш, следивший за транспортом, возвращался к скуке в ту одинокую хату, где ему время казалось долгими веками.

Оружие часто перехватывали где-нибудь по дороге, в каморках, в результате доноса и неосторожности на трактах, много его исчезало, часто неделями приходилось ждать, наводить справки, торопить, высылать напрасно. Юлиуш должен был неподвижно находиться на позиции. Его положение, не считая опасности и неприятности скрываться, жизнь на милости окружающих, были невыносимы.

Там, на родине, уже кипел бой, от которого до него доходили только далёкие и неопределённые вести, а он в позорном бездействии был вынужден сидеть, терпеть, догадываться и бороться с грёзами беспокойной головы.

Хозяйство лесника состояло из очень немногочисленной семьи: из старушки-матери, из также немолодой и больной жены, двух поростков и хозяина. В этой пустыне к нему следует причислить и существ, почти принадлежащих к семье, потому что разделяли её одиночество почти сверхживотным чувством; кот, собака, несколько коз и каштановая кляча, которую называли Цыганкой, по крайней мере одинаково с людьми уделяли внимание пришельцу. Иногда фаворит старушки, кот, приходил потереться о ноги Юлиуша, щетиня спину и вытягивая хвост; тогда зависть хватала за сердце Левка, сторожевого пса, он прилетал, бросался на кота, и после короткой перепалки клал голову на колени путника, виляя хвостом. Менее прирученные козы уже не боялись его, а Цыганка ржала ему, когда он приходил в конюшню.

Юлиуш почти также сумел заслужить расположение людей; две женщины сначала косо на него глядели, опасаясь, как бы Андрюшка не ответил за содействие контрабанде оружия; когда заметили деньги, обильно текущие в кошелёк, и военных, предоставляющих средства и инвентарь для работы, перестали бояться и начали заискивать перед Юлиушем, который обещал внести с собой в их хату богатство.

Старая мать сама ему грела воду для чая, жена лесника всегда его спрашивала, что он любит на обед, дети не давали ему покоя вопросами. Хозяина, Андрюшку, Юлиуш редко видел иначе, только вечерами, он должен был обходить свою часть леса, показываться там, где люди привыкли его видеть, наконец он ездил с письмами и устными поручениями в ближайший населённый пункт. Зато, когда наступила ночь, а долгое дневное молчание делало разговор желанным, они садились с ним на пороге и беседовали до поздней ночи. Спать можно было и днём, а разговаривать спокойно только в эти часы отдыха.

Юлиуш первый раз в жизни так близко сталкивался с неграмотным