Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальнейших своих действий мальчик не помнил. Вроде как он встал, взял Марианну за руку, и даже собрав учебные принадлежности, направился в комнату…Затем – снова ненавистные арбитры на чёрно-серых «Носорогах», темное нутро этих адских машин. Возможно, рядом с ним сидели, держа за руку, Сара и Каме, но он не был уверен. Первое, что он отчётливо вспомнил после слов Леора – это яркий свет уже уходящего за горизонт Солнца, ударившего ему прямо в лицо.
–Где…где это мы?
–Держись. Руксус, да что это с тобой?! Давай, шевели ногами, не падай!
Рядом почему-то оказался Леор, высокий и почему-то бледный. Только тогда Руксус почувствовал чью-то крепкую хватку на своем локте. Леор заботливо придерживал его, в то время как Руксус едва волочил непослушными ногами.
–Я…Леор, извини. Кажется, я задумался, или ещё ч…
–Не стоит, дружище. Только не вздумай падать, понял? – Леор с непривычной для него строгостью посмотрел в белое от ужаса лицо Руксуса. Не увидев в них ни намёка на понимание, подросток почти прошипел: - Оглянись. Посмотри внимательнее.
В голове Руксуса что-то будто щёлкнуло, и он поднял голову.Арбитры высадили их на площади Чистоты.
Она представляла собой огромный, абсолютно плоский прямоугольник, достаточно огромный, чтобы на нём поместился один средний титан Империума, или парочка моделей поменьше. Главной достопримечательностью площади по праву считалась пятнадцатиметровая статуя примарха Сангвиния, широко раскинувшего свои величественные белые крылья. Великий Ангел стоял с расставленными в разные стороны руками, словно кого-то обнимая, однако в правой его ладони покоился грозный клинок. Раньше Руксусу казалось, что лицо примарха, глубоко почитаемого на Сионе так же, как и во многих других мирах Империума, выражает безмятежное спокойствие, но сейчас, с трудом взглянув на него, высоко задрав голову, мальчику почудилось, что один из величайших героев человечества безмолвно и тихо скорбит о чём-то.
Внизу, у самого подножия постамента, располагался большой фонтан, в котором в дни особенно беспощадной жары особенно смелые граждане Кардены мыли ноги или даже купали детей.
Однако сейчас от былой радости и безмятежности мирной жизни не осталось и следа, ибо перед самым фонтаном в длинный ряд стояли высокие жуткие чёрные шесты, похожие на шипы, которые обычно украшают истерзанными телами.Всю площадь оцепили арбитры; их «Носороги» походили на голодное вороньё, слетевшееся на долгожданный пир.
Руксус вновь посмотрел сначала на фонтан, затем статую примарха, и после остановил свой взгляд на внушающих ужас чёрных шестах. Истинный смысл их предназначения скользкой холодной змеей проскользнул в его разум.
Отдаленно, будто сквозь толстую стенку, он услышал голос Сары неподалёку:
–Сестрёнка…это что же будет, а?
Руксус повернул голову и увидел, как девочка двумя пальцами, робко, будто боясь схватить сильнее, держала Марианну за рукав. Мальчик мимолётно подумал о том, что несмотря на явные отличия во внешности, сейчас они действительно выглядели как сёстры. Старшая старалась стоять твёрдо, выглядеть непоколебимой, но Руксус видел, как дрожат её колени, как вспотел лоб и едва слышно стучат зубы. Младшая смотрела едва не плакала, смотрела в лицо сестры, как на единственную надежду, как ту, кто обязательно её спасет, чтобы не произошло.
–Не переживай, родная. Всё будет хорошо. – Марианна твёрдо взяла Сару за руку, как ангел взял бы спасаемую им маленькую, но такую важную жизнь. – Только смотри на меня, ладно? Не надо тебе это видеть, совсем не надо…
Каме в своей коляске не мог сквозь толпу наблюдать за происходящим, но Руксус, взглянув в его сосредоточенное, побледневшее лицо знал, что его друг достаточно силен, чтобы видеть всё на совсем другом уровне. Человеческие ненависть, злоба, страх и предвкушение сплошной густой, непроницаемой пеленой набросились и на Руксуса тоже, но мальчик старался держаться. Сплошная скала, словно сшитая из красных, кровавых нитей, похожих на скользких червей, висела над всей площадью Чистоты, словно незримый, но огромный страшный метеорит, и почувствовать его могли только наиболее одарённые псайкеры.
–Каме, ты как? – не выдержав давления, дрогнувшим тоном спросил Руксус.
Каме, вцепившись пальцами в подлокотники коляски так, что вздулись вены, вопроса не услышал, так что Руксусу пришлось его повторить.
–А, я? – вздрогнул калека, – за меня не переживай, Руксус…Я в норме. Поглядывай лучше за остальными, Сара…
Каме вздрогнул ещё сильнее, ощутив на своей руке теплую, вспотевшую ладонь друга.
–Ты не один. Мы выдержим это. Вместе. – Руксус смотрел прямо ему в лицо, а голос постарался сделать максимально уверенным. Каме, весь дрожа, кивнул.
–С-спасибо, Руксус. Ты…ты ведь тоже это чувствуешь, да?
Толпа взревела, словно море в страшную бурю. Что-то с глухим рокотом приближалось со стороны центра города.
–Ты про то, что все эти десятки тысяч людей искренне ненавидят нас и хотят нашей мучительной смерти? Конечно. Однако нас не тронут, я уверен.
Весь вид Каме говорил о том, что он в это не верит. Руксус снова твёрдо посмотрел ему в глаза.
–Вы моя семья, и я буду защищать вас до последнего своего вздоха.
–Руксус, мой дорогой друг, безумец…что ты в силах сделать против гнева толпы? Что мы можем сделать против такой глубокой ненависти?–Никто из нас не умрёт в одиночестве, клянусь.Мальчик со скрежетом, до боли стиснул зубы.
В центр площади въехал длинный конвой из «Носорогов» Адептус Арбитрес. Через минуту из них вышли сами беспристрастные служители Лекс Империалис. Сначала Руксусу показалось, что там только они одни, но вскоре в их плотных рядах появились согбенные жалкие фигуры в серых балахонах. Едва на них посмотрев, мальчик вздрогнул так, словно сквозь его тело прошёл мощный электрический разряд. Он вспомнил, как давным-давно, в детстве, уже видел подобные тончайшие балахоны цвета безвкусной жижи, что подают в школе Астра Телепатика.Накидки обреченных на неумолимую смертную казнь.
Многих людей, находящихся рядом с епархом Наафалиларом, тревожило спокойно-сосредоточенное, отрешенное выражение его лица. Глава Церкви в Кардене с самого утра пребывал словно в прострации, порой не впопад отвечая или совсем не слушая то, что ему говорили. Кто-то даже заговорил о помешательстве епарха,