– Да, это мне некоторые уже говорили, – печально согласилсяФигурин. – В том числе и врачи. Но где они? Нет, вы не подумайте, я не обидчив,вы меня хоть горшком назовите, мне все равно, но ведь я представляю собой некуюизвестную вам организацию, и оскорблять ее я вам не рекомендую. Это может лишьухудшить ваше и без того затруднительное положение. Сейчас вас отведут вкамеру, и вы там в спокойной обстановке сосредоточьтесь, подумайте, а потомпоговорим еще. И пожалуйста, не проявляйте излишнего упрямства, потому что нашилюди бывают порою грубы.

Ревкина увели в камеру и поместили среди разных преступников,что больно задело его самолюбие.

Ночью он впал в истерику, бился головой о железную дверькамеры и никак не хотел внять уговорам надзирателя, что после отбоя шуметь неположено. Водворенный же в карцер, он и вовсе помешался и грозился послатьтелеграмму лично товарищу Сталину, но к утру затих и смирился.

Утром он попросился к Фигурину и там в его присутствиисобственноручно записал свои показания. «В контакт с международной реакцией, –написал он, – я вступил в Лондоне. Мы провели несколько тайных встреч, накоторых присутствовали Троцкий, Чемберлен и шеф гестапо Гиммлер. На этихвстречах мы обсуждали разнообразные коварные планы, как то: диверсии, саботаж ивредительство. Во исполнение этих планов, будучи секретарем райкома, я ввел вбюро райкома лиц, враждебно относящихся к советскому строю, и по рекомендациивсемирной буржуазии направлял их деятельность на развал сельского хозяйства,резкое уменьшение продуктивности животноводства и снижение жизненного уровнятрудящихся до минимальных пределов, с тем чтобы вызвать недовольство среди населенияи, может быть, даже бунт. Последняя цель, однако, достигнута не была».

Записав эту абракадабру, Ревкин надеялся, что вышестоящееначальство поймет абсурдность выдвинутых Фигуриным обвинений, но этого, судя подальнейшему развитию событий, не произошло.

Фигурин, прочтя показания, даже похвалил Ревкина.

– Вы очень хорошо пишете, – сказал он. – Богатая фантазия,хороший слог. Из вас мог бы получиться вполне приличный писатель.

К удивлению и тайной радости Ревкина, Фигурин не заметил впоказаниях никаких противоречий и копию протокола отправил вверх по инстанциям.Ревкин ждал результата с нетерпением и даже не без злорадства. Позднее онузнал, что показания и «наверху» были приняты с удовлетворением. РоманГаврилович Лужин сказал о показаниях Ревкина: «Чудовищно интересно». Потомподумал и Чемберлена вычеркнул, сказав, что упоминать представителяВеликобритании, союзника по антигитлеровской коалиции, сейчас, пожалуй, нестоит. Вместо Чемберлена Лужин вписал Чонкина, которого Ревкин должен был признатьсвоим главарем и который, в свою очередь, через какого-то Курта был связан сгерманским верховным командованием. Ревкин неожиданно оскорбился. Он согласенбыл считаться крупным преступником, но отказывался признать себя подручнымкакого-то Чонкина. Когда же его как следует побили, он и вовсе заартачился,озлобился, стал вести себя вызывающе. И вообще отказался от прежних своихпоказаний. Ему напоминали, что партия его вырастила, бесплатно учила, лечила,кормила, одевала и обувала, но он проявил полную неблагодарность и кощунственнонаписал: «С 1924 года состоял в преступной организации, называемой ВКП(б),занимал ряд руководящих постов и совместно с другими членами этой организациинаносил максимальный вред стране и народу».

Прочтя это заявление, майор Фигурин тут же отправил Ревкинана психиатрическую экспертизу, где врач, хорошо знакомый с медицинскойдоктриной майора, определил:

«Больной Ревкин А.Е., сорок лет.

Психоневрологический статус:

Сознание нарушено до степени оглушенности.

Обоняние сохранено.

Острота и поля зрения не нарушены, глазные щели D = S,движение глазных яблок в полном объеме, зрачки обычной величины и формы,фотореакции живые, D = S, реакции на конвергенцию и аккомодацию сохранены.

Иннервация мимических мышц лица сохранена, D = S, легкаядевиация языка влево.

Глотание, фонация и артикуляция не нарушены, нёбный иглоточный рефлексы сохранены, рефлексов орального автоматизма нет.

Асимметрия лица D < S.

Походка не нарушена, синкинезий нет, пробу Мингацини-Барревыполняет удовл., D = S. Коленные и ахилловы оживлены, D = S.

В позе Ромберга неустойчив, имеются явления гемибаллизма,псевдобульбарного синдрома, паллидарного и интенционного тремора, каталепсии иадиадохокинеза.

Болевая, температурная, тактильная чувствительность ненарушены.

Больной находится в мрачном, подавленном состоянии,необщителен, на вопросы о жалобах отвечает: «Жалуюсь на незаконный арест», надругие вопросы отвечает неохотно, но потом возбуждается, вскакивает со стула,кричит, требует оставить его в покое. В некоторых случаях все же проявляетжелание контакта с врачом, объясняет пространно и путано, что в прошлом занималкрупную должность, «руководил целым районом», был «солдатом партии», был«предан своему народу», «пользовался авторитетом» и т. д. Но потом на службе унего якобы завелись враги и завистники, которые метили на его должность ипотому строили против него всякие козни, приведшие его в конце концов в тюрьму.Утверждает, что до ареста замечал за собой слежку. Говорит, что следствие якобывымогает у него ложные показания против себя самого, действуя угрозами ифизическим насилием. Время от времени начинает плакать, грозить, что «дойдет досамого Сталина». Некоторые газетные сообщения, не имеющие к нему никакогоотношения, считает направленными против него лично. Иногда бред теряетвидимость логичности, появляются фразы о преимуществе круглых голов переддлинными и т. д. О советской власти говорит, что служил ей верой и правдой, атеперь разочаровался.

Диагноз: Больной страдает параноидной формой шизофрении,развившейся на почве длительной ненависти к советскому строю и сопровождающейсябредом величия и преследования. Прогноз сомнительный. Лечение симптоматическое.Противопоказаний к содержанию под стражей не имеется».

Поскольку Ревкин тоже оказался хотя и не такой, как Чонкин,но все-таки достаточно важной фигурой, было приказано выделить отдельную камеруи ему. Начальник тюрьмы старший лейтенант Курятников, не придумав ничеголучшего, поместил бывшего секретаря в одной камере со своей коровой и вынужденбыл мириться с тем, что Ревкин по ночам украдкой отсасывал у нее молоко.