— Все, конец связи! — услышал он голос капитана изпереговорного устройства.

Жалко девчонку. Сначала он ее подстрелил, потом дух зарезал.Зарезал все-таки, сволочь! И второго заложника наверняка уложил. Правда, егопока не нашли, но, судя по всему, он тоже мертвый.

В неверном предрассветном свете он видел кровавое пятно натонкой шее, мертвенно-бледное перемазанное лицо, прикрытые глаза Маши. Вдругему показалось, что длинные угольно-черные ресницы чуть вздрогнули. Он сталбыстро искать пульс на тонком запястье, не нашел, припал ухом к левой сторонегруди и услышал слабый стук сердца.

— Ой, мама родная! Да она жива! Что же я, дурак, сижу!

Выхватив бинт из походного набора, Игорь содрал плотнуюобертку из вощеной бумаги зубами.

— Вадим… — тихо, отчетливо произнесла Маша.

— Эй, открой глаза! Ты меня слышишь? — Игорь приподнял ейголову и стал бинтовать шею. Теперь он понял — нож только ободрал кожу.

— Я что, жива? — удивленно спросила Маша, открывая глаза.

— Конечно. Он тебя только поцарапал, — весело сообщил Игорь.

— Где Вадим? Вы нашли его?

— Нет, — Игорь понял, что она спрашивает о втором заложнике.

— А Ахмеджанов? — Маша поднялась на ноги. — Ахмеджановапоймали?

— Смылся. Но далеко не уйдет. Слушай, как твоя нога? Этоведь я тебя подстрелил, по твоей просьбе.

Он собирался задрать штанину шортов, на которой зияла дыраот пули, и посмотреть, не задета ли нога. Но ему стало неловко, все-таки она —девчонка. Даже сквозь слой грязи на лице видно, что очень симпатичная.

— С ногой все нормально. Ты только штанину прострелил, дажекожу не задел. Пожалуйста, пойдем скорее. Вадим там, у камня. Это совсемнедалеко.

«Может, он жив», — хотела сказать она, но не решилась,запнулась, будто боялась сглазить, спугнуть внезапную шальную надежду.

Дорогу Маша, конечно, не помнила, шла наугад. К поляне вышлитолько через полчаса. Маша сразу узнала это место и застыла как вкопанная: укамня никого не было.

— Он исчез, — прошептала она, — он лежал здесь.

— Наверное, встал и ушел, — осторожно предположил Игорь. —Его как дух вырубил? Ножом?

— Нет, головой о камень ударил.

— Ну, это пустяки. Видишь, какой здесь мох толстый. Ударсмягчило, вырубился твой Вадим, а потом встал и отправился тебя искать.Оклемался он, точно оклемался. У меня был такой случай…

И тут Маша расплакалась, горько, навзрыд, по-детски шмыгаяносом.

— Ну ты что? — смутился Игорь. — Эй, кончай реветь. У тебяссадина здоровая на горле, закровит!

Плечи ее крупно и быстро вздрагивали, она опустилась втраву, уткнулась лбом в мягкий мох, которым порос камень. Слезы катилисьручьем, она рыдала в голос и не могла остановиться.

Защелкало переговорное устройство.

— Пятый, Пятый! Что там у тебя? Где ты?

— У меня все нормально, — ответил Игорь. — Жива заложница,только рыдает. А второй заложник куда-то делся. Судя по всему, тоже жив. Какиеуказания, товарищ капитан?

— Ну какие указания? Приводи ее в чувство и дуйте к дороге.Там у штабной палатки фельдшер дежурит. Как, дойдет она сама?

— Не знаю, — пожал плечами Игорь, — попробую довести.

— Ладно, Игорек. Если чеченца увидишь, стреляй на поражение,не геройствуй. Он где-то близко бродит. И еще трое, по нашим сведениям, ушли.Так что гляди, осторожней. Все. Конец связи.

Вдали послышалось несколько коротких очередей.

— Кончай истерику! — строго сказал Игорь и поднял Машу залокти. — Вот выйдем из района боевых действий — и рыдай себе на здоровье.

Маша встала и вытерла слезы кулаками.

— Ты думаешь, если человека ударили затылком о камень, онможет выжить?

— Маша, — вздохнул Игорь. — Ну если он встал и ушел, значит,выжил. Вот у меня был такой случай, еще на гражданке, в десятом классе…

— Ты, Мария Кузьмина, в рубашке родилась, — заметил военныйфельдшер, разматывая бинт у Маши на шее и осматривая рану, — еще бы чуть-чуть,и задело артерию. Первый раз такое вижу, чтоб лезвие по касательной прошло, —он стал осторожно промывать рану, — да не дергайся ты, это ж фурацилин, он нещиплет. Голову выше подними. Сама-то откуда?

— Из Москвы.

— И как тебя угораздило к самому Ахмеджанову в заложницыпопасть?

— Сама удивляюсь, — попыталась улыбнуться Маша, — явообще-то отдыхать приехала.

— Хорошо небось отдохнула? — покачал головой фельдшер. — Тыпри разговорах рот-то не шибко разевай. Я ж тебе бинтую, а ты мешаешь. Ну вот,порядок, — он закрепил повязку, — пару дней так походишь, а потом пусть навоздухе заживает. Зеленкой смазывай. Даже красиво будет. Рана не глубокая,чуть-чуть по коже садануло.

— Как вы думаете, шрам останется? — спросила Маша.

— Шрам! Ничего не останется, до свадьбы заживет. Шрам! —фельдшер усмехнулся. — Едва жива осталась, а из-за такой ерунды беспокоится!

— Я не беспокоюсь… Просто… Из зеленой штабной палаткипослышался треск переговорного устройства.

— Ока! Ока! Я Пятый! — весело заговорило устройство. — Какслышите? Прием? Где вы там? Василич, прием!

Фельдшер взял микрофон.

— Я Ока, слышу тебя хорошо. Ты, что ли, Игорек?

— Я, Василия, я. Нашелся второй заложник! Жив-здоров,участвует в поисках. Скажи там барышне, чтоб не рыдала больше.

— А самого-то нашли?

— Нет пока. Все, Василия. Конец связи.

— Слышала? — спросил фельдшер Машу, вошедшую в палаткувместе с ним. — Теперь уж все. Ушел он, бандитская морда. Ищи-свищи его, хотьвсе горы носом изрой.

— Неужели не найдут?

— Считай — все. С концами, — кивнул Василич, — там, говорят,еще трое бегают. Вот их, может, и поймают. А Ахмеджанов, он словнозаговоренный.

Вдали застрекотали вертолеты. Они вышли из палатки.

— Это подкрепление? — спросила Маша.

— Какое подкрепление! Сейчас покружат над горами — и назад,на базу. Там уже небось местное правительство рвет и мечет, протесты в Москвушлет. Официальные.