– Ага, – торжествующе сказал Бакстер. – Втебе, я вижу, заработал дворянский романтизм. Так знай, что ваша дворянскаярусская старомодная сентиментальность, так называемые «высокие порывы», сейчассчитаются современными футурологами наиболее позитивной и прагматическойпозицией человечества.

– И потому я – Ной? – усмехнулся АрсенийНиколаевич.

– Sure, – кивнул Бакстер. – Только ты и никтодругой.

– Где же ваш Арарат? – спросил Лучников.

– North Atlantic Treaty Organisation, – сказалБакстер. – Резкое и решительное усиление западной и даже проамериканскойориентации. Западный военный гарант. Стабильность восстановится, и соблегчением вздохнут прежде всего в Москве. Будет яростная пропагандистскаякомпания, задавят десятка два диссидентов, потом все успокоится. Комиссияполучила достаточно ясные намеки из тех же московских источников. В концеконцов, там же тоже есть люди, понимающие, что мы все связаны одной цепочкой…Ты Сахарова читал? Представь себе, в Кремле есть люди, которые его тоже читают.

– Я не гожусь, – сказал решительно Арсений Николаевич. –Я слишком стар, у меня слишком много, Бак, накопилось грусти, я не хочу терятьсвою гору, Бак, я буду сидеть на своей горе, Бак, мне почти восемьдесят лет,Бак, я молод только по сравнению со своей горой, старый Бак. И, наконец, я нехочу враждовать со своим сыном.

– Понимаю, – кивнул Бакстер. – Возьми меня насвою гору, Арси. Мне тоже все надоело, мне смешно сидеть на этой ТрехстороннейКомиссии, где все такие прагматики и оптимисты, мне просто смешно на нихсмотреть и их слушать. Положит какой-нибудь Гарри Киссельбургер ладонь на лоб,вроде бы мировая проблема решается, а я вижу скелет, череп и кость… Уходящаяжизнь… Как бы я хотел верить, что основные события начнутся за гранью жизни.Старый Арси, в самом деле, продай мне кусок твоей горы. Я бы плюнул на все,чтобы жить с тобой рядом и по вечерам играть в канасту. Взял бы Тину и жил бы сней на твоей горе…

– Так бы и осталась она с тобой на нашей горе, –усмехнулся Арсений Николаевич и дружески положил руку старому Бакстеру назатылок.

У них и прежде так бывало: если деловой разговор неполучается, они как бы тут же о нем забывали, делали вид, что его и не было,показывая этим, что личные свои отношения они ставят выше всякой экономики иполитики.

– Почему бы ей не бывать хоть часть года у меня на горе, –наивно расширил голубые бандитские глаза старый Бак. – Если ей захочетсясвеженького хера, я сам ее отпущу в Ниццу или в Майями, куда угодно. Я ведь кней частично буду относиться как к дочке. Частично, – подчеркнулон. – Арси, – он зашептал в ухо старому другу, – скажу тебечестно, я уже сделал ей такое предложение, что-то вроде этого. Я предложил ейстать моей спутницей, другом. Уверен, что проституция для нее – просто игра.Она – особая женщина, таких не много в мире, поверь мне, ты знаешь мой опыт…

В этот момент мягко, бархатом по бархату прозвучал гонг имилейший голос объявил, что самолет Стокгольм – Симферополь заходит на посадку.Слева от бара осветился большой экран, на котором в темных небесах появилсяснижающийся, мигающий десятком посадочных огней и подсвечивающий себе носовымпрожектором «джамбо-джет» компании SAS.

Ультрасовременная, еще нигде, кроме Симфи, не опробованнаясистема включила телекамеры на борту огромного воздушного корабля, во всехчетырех огромных салонах, где пассажиры, улыбаясь, перешучивались или,напротив, сосредоточиваясь и погружаясь как бы в состояние анабиоза, готовилиськ посадке. Ни в высшем, ни в среднем классах Андрея Лучникова явно не было, нов переполненном «экономическом» как будто где-то на задах мелькнуло знакомое,но почему-то дьявольски небритое лицо.

Вдруг «Тина» спрыгнула с табуретки и побежала прочь от бара.

– Тина! – вскричал испуганный Бакстер и вскочил,простирая руки.

Она даже не обернулась.

Дело в том, что пока два старых джентльмена разговаривали наполитические темы, Таня-Тина, сидя у стойки бара, начала улавливать невероятныйдля нее смысл происходящего. Антон и Лидочка Нессельроде иногда обменивалисьрепликами по-русски, и ей постепенно стало ясно, кто есть кто и для чего всякомпания прибыла ночью в Аэро-Симфи. Длинный парень, который между прочим парураз как бы случайно погладил ее по спине, оказался сыном Андрея. Идиотка сромантическими придыханиями, оказывается, считается невестой Андрея, а высокийседой старик, друг ее сегодняшнего клиента (употребив в уме это слово, онапокрылась испариной) просто-напросто отец Андрея, тот самый знаменитый АрсенийЛучников. Тут Таня, что называется, «поплыла», а когда на экране появился«джамбо», когда она увидела или убедила себя, что увидела ухмыляющуюсяфизиономию Андрея, она не выдержала и побежала, куда глаза глядят – прочь!

Больше получаса она слонялась по бесчисленным коридорам,торговым аркадам, поднималась и спускалась по эскалаторам Аэро-Симфи. Вездеиграла тихая музыка, то тут, то там появлялись предупредительно улыбающиесялица с вопросом – не нужна ли какая-нибудь помощь. У Тани дрожали губы, ейказалось, что она сейчас куда-то побежит, влепится в какую-нибудь стенку, ибудет по ней ползти, как полураздавленная муха. Хулиганское ее «приключение»теперь становилось для нее именно тем, чем и было на самом деле, –проституцией. Она отгоняла от себя столь недавние воспоминания – как брал ееэтот старик, как он сначала ее раздел и трогал все ее места, неторопливо изадумчиво, а потом вдруг совсем по-молодому очень крепко сжал и взял ее, и бралдолго и сильно, бормоча какую-то американскую похабщину, которую она, ксчастью, не понимала, а потом… она отгоняла, отгоняла от себя эти постыдныевоспоминания… а потом он ей в любви, видите ли, стал объясняться… кому – шлюхе?а потом он еще кое-чего захотел… может быть, ему обезьянью железутрансплантировали… прочь-прочь эти мерзкие воспоминания… и с лицом, искаженнымзлобой, она вошла в открытый и пустой офис «Краймиа-бэнк» и предъявилаиспуганному молодому клерку чек, подписанный Бакстером.