Когда он покончил с супом, жена поставила перед ним тарелкус небольшим бифштексом и несколькими листочками шпината, окропленными желтымоливковым маслом. Он не испытывал особого пристрастия к еде. Кончив есть,Америго выпил чашку кофе и выкурил еще одну сигарету «кэмел». За кофе он думало своей несчастной дочери. Она никогда не будет такой, как была. Красота еевернулась, но в глазах остался взгляд испуганного зверька, и это он не могвынести. Поэтому и послал ее на некоторое время в Бостон. Время залечит раны.Боль и страх, как мы знаем, не столь конечны, как смерть. Работа сделала его оптимистом.

Он едва успел допить кофе, как в гостиной зазвонил телефон.Когда он был дома, жена не подходила к телефону.

— Алло, — тихим и вежливым голосом сказал он.

Голос на втором конце провода был напряженным и строгим.

— Говорит Том Хаген. Я звоню по просьбе дона Корлеоне.

Америго Бонасера показалось, что кофе киснет у него вжелудке, и он почувствовал легкую тошноту. Прошло более года со времени, когдаон сделался должником дона, и мысль о том, что долг придется отдавать,мало-помалу затушилась в сознании. Вид превратившихся в кровавое месивобандитов так обрадовал его, что он на все был готов для дона. Но времярасправляется с благодарностью с еще большей скоростью, чем с красотой.Дрожащим голосом Америго Бонасера ответил:

— Да, понимаю. Я слушаю.

Его удивил холод в голосе Хагена. Консильори хоть и не былитальянцем, всегда говорил вежливым тоном, теперь же его голос звучал грубо иторопливо.

— Ты должен оказать дону услугу, — сказалХаген. — Он не сомневается, что ты возвратишь долг и обрадуешься предоставленнойтебе возможности это сделать. Не ранее, чем через час, возможно — позднее, онпридет в твою контору и попросит тебя о помощи. Будь там. Пусть не будет никогоиз работников. Пошли их домой. Если ты возражаешь, говори теперь, и я передамэто дону Корлеоне. У него имеются и другие друзья, способные оказать ему этууслугу.

В страхе Америго Бонасера едва не закричал в трубку:

— Как ты мог подумать, что я откажу крестному отцу?Разумеется, я сделаю все, что он попросит. Я не забыл про свой долг. Сейчас жепойду в свою контору. Сию секунду.

Голос Хагена несколько смягчился, но все еще звучал странно.

— Спасибо, — сказал он. — Дон никогда в тебене сомневался. Вопрос исходил от меня. Исполни сегодня ночью его просьбу, и вбеде ты всегда можешь придти ко мне.

Это еще больше напугало Америго Бонасера.

— Дон сам придет этой ночью? — пробормотал он.

— Да, — ответил Хаген.

— Значит он полностью оправился от ран? Славабогу, — сказал Бонасера.

На втором конце провода долго молчали, потом Хаген тихосказал:

— Да.

Послышался щелчок и раздались короткие гудки. Бонасерапокрылся испариной. Он вошел в спальню, сменил рубашку и прополоскал рот, норешил не бриться и не менять галстук. Он позвонил в контору и приказал своемуслужащему остаться с семьей усопшего и воспользоваться передним залом. Сам онбудет занят в лаборатории. Когда работник начал задавать вопросы, Бонасерарезко оборвал его.

Он надел костюм, и жена, которая все еще продолжала есть,удивленно посмотрела на него.

— У меня много работы, — сказал он. Жена, увидевего лицо, не стала расспрашивать. Бонасера вышел на улицу и направился к своейконторе.

Здание, в котором располагалась контора, стояло одиноко набольшом пустыре и было окружено высокой живой изгородью. С улицы к зданию велаузкая дорога, достаточно, правда, широкая для карет скорой помощи и катафалков.Бонасера отворил ворота и оставил их открытыми. Потом обогнул здание и вошел вширокую дверь. Он видел посетителей, которые входили в парадную дверь.

Много лет назад, когда Бонасера откупил контору усобиравшегося выйти на пенсию могильщика, там было крыльцо с десятком ступеней,по которым приходилось вскарабкиваться прежде, чем посетители попадали в зал.Это составляло настоящую проблему. Старики и инвалиды были не в состоянии самиподняться в зал, и прежний могильщик приспособил для них подъемную платформу.Ей же пользовались и для подъема гробов. Америго Бонасера нашел это решениепроблемы неприглядным и распорядился изменить весь фасад здания, убрать крыльцои вместо него построить пологую лестницу.

В задней части здания, отделенной от передней заламипогребения и прочной звуконепроницаемой дверью, находилась контора, комнатабальзамирования, склад гробов и надежно запертый шкаф, в котором былирасставлены химикалии и страшные инструменты его профессии. Бонасера прошел вконтору, сел за стол и зажег сигарету — это был один из редчайших случаев,когда он позволял себе здесь курить. Он готовился к встрече с доном Корлеоне.

Им овладело отчаяние. Он прекрасно понимал, о какой услугеидет речь. В последний год семейство Корлеоне ведет войну с остальнымисемействами из мафии Нью-Йорка, и газеты все время полны ужасных подробностейоб убийствах. Убито много людей с обеих враждующих сторон. Теперь, видимо,семейству Корлеоне удалось убить какого-то очень важного врага, и оно хочетизбавиться от трупа, а что может быть лучше официального погребения умогильщика, имеющего разрешение на работу? Америго Бонасера не питал никакихиллюзий относительно предстоящей ему работы. Он будет соучастником убийства.Если дело раскроется, ему придется провести немало лет в тюрьме. Позор падет наего дочь и жену, а его имя, имя всеми уважаемого человека, будет растоптано вгрязи кровавой войны мафии.

Он позволил себе выкурить еще одну сигарету. Потом его пронзилаеще более ужасающая мысль. Когда станет известно, что он помогал семействуКорлеоне, остальные семейства мафии отнесутся к нему, как к врагу. Они убьютего. Теперь он проклинал тот день, когда пошел к крестному отцу и умолялотомстить за его дочь. Он проклинал тот день, когда его жена и жена донаКорлеоне сделались подругами. Он проклинал свою дочь, проклинал Америку,проклинал судьбу. Однако, постепенно к нему вернулся его обычный оптимизм. Всееще может устроиться. Дон Корлеоне умный человек. Все наверняка запланировано ибудет держаться в тайне. Остается только беречь нервы.

Послышался шум машины. Натренированный слух подсказал ему,что машина проехала по боковой тропинке и остановилась на заднем дворе. Вошелвысокий полный человек — Клеменца, за ним два молодых человека с грубымилицами. Не говоря ни слова, они обыскали комнаты, потом Клеменца вышел во двор.Молодые люди остались с могильщиком.

Через несколько минут Бонасера различил шум приближающейсяпо тропинке тяжелой кареты скорой помощи. Снова показался Клеменца, а за нимдва человека с носилками. Худшие опасения Америго подтвердились. На носилкахлежал завернутый в серое труп, босые желтые ноги которого высовывались наружу.