– Конечно, – закивал головой Греков. – Помню, ставилиспектакль «Желтый дом», так Воротниковой по роли следовало выходить вмини-юбке. Гримировали не только лицо, но и ноги. Погодите, погодите, что выделаете?

Но я уже стащила брюки и повернулась к Грекову спиной:

– Ну, смотрите.

Греков кряхтя вылез из кресла, подвел меня к окну ивнимательно оглядел ногу.

– Да уж, – хмыкнул старик, – давненько молодые дамы нераздевались передо мной с такой скоростью и готовностью.

Я застегнула пуговицу.

– Скажите, где можно найти Люку?

– Понятия не имею, – отрезал Иван Александрович, – я отказалей от дома.

– За что?

Греков молча повернулся к окну.

– За что? – настаивала я.

– А вам зачем знать? – тихо произнес Иван Александрович. –Ненужное любопытство.

Я вскипела:

– Меня обвиняют в убийстве, которого я не совершала.Единственный человек, способный подтвердить мою невиновность, – Воротникова…

Греков продолжал молча стоять у окна.

– Если не найду Люку, меня посадят за убийство, –пробормотала я.

Старик вздрогнул и резко, совсем по-юношески повернулся:

– Вы знаете, что произошло с моим сыном Вадимом?

– Нет, но Афанасия Воротникова сообщила, что Иветта вродевышла за него замуж…

Актер неожиданно сгорбился и продолжал:

– Пошли на кухню, сварим кофе. Через два часа должна прийтидевочка заниматься. Готовлю ее к поступлению в вуз, но времени хватит, если,конечно, вы не начнете по дурацкой дамской привычке без конца перебивать ипереспрашивать.

Неожиданно бодрым шагом он пошел по длинному коридору, язаспешила следом.

Вот уж не думала, что пожилой человек может обладатьюношеской быстротой. Через десять минут на столе дымились чашки с кофе и лежалиаппетитные бутерброды с ветчиной и сыром. Греков вытащил «Мальборо» и, судовольствием понюхав сигарету, вложил ее вновь в пачку. Я спрятала в карманвытащенные было «Голуаз».

– Курите, – махнул Иван Александрович рукой, – хоть чужимдымом понаслаждаюсь. Кстати, Люка тоже курит. Впрочем, все по порядку, слушайтеи не смейте перебивать – меня это чрезвычайно бесит.

Иван Александрович обратил внимание на Иветту, когда былпредседателем жюри конкурса школьных театральных коллективов. Вермские любителиприготовили к показу «Гамлета». Но выбрали орешек не по зубам. Плохи были все –сам принц, злодей дядя и королева-мать, которую играла щекастая, слегканескладная девица. Но как только на сцене появилась Офелия, зал замер.Тоненькая, бледная, почти прозрачная девушка. Греков поймал себя на мысли, чтоименно такой он представлял себе несчастную невесту принца. После сцены безумиязрители даже не сразу смогли начать аплодировать. Юная актриса ничего неизображала, она просто была Офелией и тихо сходила с ума на глазах у замершегозала.

Талант оценили по достоинству. Вручая девочке диплом икоробку конфет, Греков не удержался и предложил:

– Приезжайте поступать в наш институт, возьму без экзаменов.

Иветта запомнила предложение и спустя два года поймалаГрекова у входа в вуз.

– Помните, вы звали меня в Москву, я играла Офелию…

Иван Александрович оглядел вытянувшуюся и повзрослевшуюдевушку. Она теперь носила волосы до плеч, но маленькое худенькое личикоосталось прежним – вдохновенным, слегка отрешенным и удивительно красивым.Огромные чистые голубые глаза, не мигая, смотрели на профессора. Да еще именнов этот момент неожиданно из-за тучи вышло солнце. Его лучи запутались вбелокурых волосах Иветты, и Грекову показалось, что над головой необычнойабитуриентки сияет нимб. Художник при виде такого эффекта моментально схватилсябы за кисть.

Греков крякнул и лично повел протеже в приемную комиссию.Здесь его поджидал приятный сюрприз. У талантливой и красивой абитуриентки ваттестате оказалась только одна четверка – по алгебре. Девушка была прилежна иумна.

На первом курсе Воротникова вела себя идеально. Сдала зимнююи летнюю сессии на одни пятерки и покорила почти весь преподавательский состав.Правда, студенты ее недолюбливали, но Греков считал, что они просто завидуютболее талантливой девушке. Иван Александрович, преподавательница сценическойречи, ректор и даже библиотекарь – все предсказывали Люке блестящее будущее.

В самом начале второго курса Греков увидел в садике перединститутом плачущую Люку.

– Что случилось, детка? – испугался преподаватель.

Студентка помялась немного и сообщила:

– Деньги пропали из комнаты. Вчера лежали в чемодане, асегодня их там нет.

– Много? – спросил Греков.

– Тысяча рублей.

– Откуда у тебя такая сумма? – насторожился ИванАлександрович.

– Вы станете ругаться, – пролепетала Люка и зарыдала пуще.

Тут Греков совсем испугался и поволок слабо сопротивлявшуюсядевчонку к себе домой. За столом, уставленным сладкими пирогами со сливами ияблоками, Иветта принялась каяться.

Стипендия маленькая, всего 40 рублей. Родители помогать немогут. Отца она не помнит, а бедная мамочка смертельно больна – рак в последнейстадии. Мучается ужасно, нужно постоянно покупать дорогие обезболивающие ихорошие продукты – икру, сливочное масло, вырезку… Да еще живет Люка вобщежитии, в комнате на восемь человек. К сожалению, четыре соседки – монголки.Ужасные грязнули, шумные, бесцеремонные, пьют жуткую водку и едят какие-то не вмеру «ароматные» национальные кушанья.

Нечего и думать о занятиях в таких условиях. Поэтому Иветтасидит в библиотеке до закрытия. Ночью тоже нет покоя. Свет горит в комнате дочетырех утра – монголки гуляют с кавалерами. Остальные соседки – три русскиедевушки – давно сбежали, сняв в городе кто комнату, кто квартиру. В концеконцов Люка тоже не выдержала и нанялась на работу. Трудилась все летние месяцыи сентябрь в придачу, собрала достаточно денег, чтобы заплатить за жилплощадь,уже договорилась с милой старушкой, а денежки – тю-тю!

– Просто ужасно, – шмыгала носом Иветта, жадно поглощаяароматную выпечку, – столько трудилась!