– Воспитанный мужчина, трепля за уши спаниеля, не будетболее трех минут пристально разглядывать грудь его хозяйки.

Я пробормотал:

– Неужели целых три?

– Да, – подтвердила она обвиняюще. – Или около того.

– С ума сойти, – сказал я. – Мне показалось,не больше трех секунд. Виноват, не мог оторвать взгляда.

– Признавайтесь, – сказала она инквизиторскимтоном, – что именно в своем воображении со мной проделали?

– За три минуты? – переспросил я. – Тем более чтокак три секунды… Ничего не успел, чесс слово! Видимо, я рожден быть эстонскимспринтером. В истоме находился, значит. Забалдел, проще говоря. Поплыл. Чтоделать, очень уж у вас, Юлия, и мордочка, и фигура, даже ноги… особенно левая.А эти духи так вообще… Они для атаки или для самозащиты?

Она посмотрела мстительно, помедлила, подыскивая ядовитыйответ, но вместо этого лишь очаровательно улыбнулась, спросила ангельскимголосом:

– Люблю сильных грубых мужчин. У вас, Борис Борисович,все тело такое волосатое или только ноздри?

– Как-нибудь проверите, – пообещал я. – Правда,если у вас есть справка об арийскости. Наш Глеб Васильевич, знаете ли, бдит!

Она сказала огорченно:

– Увы, насколько я знаю, в моих жилах течет русская,грузинская, польская, молдавская и татарская кровь!

– Ну и порезвились же ваши предки! – сказал я сзавистью в голосе. – Говорят, навыки передаются по генетической карте…

Она сощурила глаза.

– А вам-то что? Арийскости нет и не предвидится!

– Зато и евреев нет, – утешил я. – Грузины –древний народ арийского корня, поляки – заблудившиеся славяне, молдаваневедут свое происхождение от персов, а тех еще Гитлер считал самымичистокровнейшими арийцами, а татары… вы читали новейшие исследования, что дажеЧингисхан был динлином, голубоглазым красавцем-атлетом с рыжими волосами доплеч, как у диджея.

– А вы политик, – сказала она одобрительно.

– Это вы к тому, что берусь за грязное дело?

– Нет, все средства для вас хороши.

По длинной дуге, куда я влетел на скорости в сто двадцать,вынесся на Окружную дорогу. По обе стороны красиво выгнулись полупрозрачныезеленоватые ребра пластиковых щитов, ограждающих автомобильную трассу. Не знаю,насколько задерживают шум, но выглядят просто невероятно, чувствуется будущийвек, такое видел раньше только в фантастических фильмах, а сейчас мой автомчится мимо этого гигантского плавника, похожего на вздыбленный гребеньисполинского дракона.

Затем ребра исчезли, справа и слева то озеро, то клочоклеса, то великолепный район с изумительными домами, все новенькое, с иголочки,по самым новым технологиям…

Над широченной десятиполосной дорогой перекинутыполупрозрачные суставчатые переходы. Они напоминают мне то непомерноувеличенные бамбуковые удилища, то побритых гусениц, внутри которых смутнопередвигается нечто пережеванное, но всякий раз восхищаюсь этим вроде бынезамысловатым решением: красиво, элегантно…

Машина мчалась так, что свистит ветер, по обе стороны дорогивесело проплывают замысловато выстроенные дома: Южное Бутово – самыймолодой район, оно стремительно застраивается, и сейчас это самый элитныйрайон, все дома строятся по индивидуальным проектам, все коммерческие, чтозначит – строители очень уж заинтересованы, чтобы суметь продать, потомуизощряются в проектах один другого круче, так что не только Юлия, но я самвертел головой по сторонам, замечая выросшие чудо-дома там, где месяц назадбыло пустое место.

Время от времени то справа, то слева тянулся лес,по-настоящему густой, дремучий, темный, почти не прорезанный дорожками длябегунов или велосипедистов. Юлия взглянула в окно, охнула:

– Как здесь красиво!

– Очень, – буркнул я.

– А почему так хмуро?

– Юлия, первому дому в Южном Бутове недавно отметили семьлет. Когда выстроили первые многоэтажные кварталы, в лесу было полно белок,птиц, а зайцы и лисы не только выскакивали на дорогу, но и забегали на улицы идетские площадки! Но подростки ходят в лес с пневматическими ружьями ипистолетами… Понятно, перестреляли все живое… Сейчас этот лес мертв. Одни горымусора. Наши люди ухитряются за часовой пикник оставить столько дряни, какбудто там неделю жил чумной полк.

Она вздохнула печально.

– Умения загаживать все, – произнесла тихо, – дочего дотянется, у русского человека не отнять. Если уж на оживленной улицебросают бумажки и пустые бутылки прямо на газон, хотя урна в трех шагах, то окакой чистоте в лесу может быть речь?

– Рассмеются, – согласился я. – У нас нетесная Европа, а просторище!.. Загадил в одном месте – переходи дальше.

– И никто этим подросткам не скажет, – проговорилаона невесело, – что когда-то это «дальше» кончится, как закончилось вЕвропе.

– А они ответят, что на их век хватит, – возразиля. – Да и кто скажет, если сами родители такие же… Эх, все можно быстровосстановить, как живность в лесу, так и привычку соблюдать законы, толькорасстрелами! Или за брошенную мимо урны бумажку, если это зафиксированотелекамерой, лет на пять в тюрьму. Вот тогда все сразу заговорят онеобходимости чистоты, о нравственности, о правильности.

Я ухитрился проскочить «Золотого гуся»: прошлый раз таму дороги стоял щит с приглашением отведать «суши», я ориентировался по нему,сейчас же заметил вывеску самого ресторана уже поздно, пришлось переть дальше,разворачиваться, заезжать к ресторану неудобно: слишком узкая дорожка, двемашины не разойдутся, но, к счастью, дома вокруг сданы, но еще только-тольконачинают заселяться, людям не до ресторана: делают ремонт и таскают мебель.

Юлия сидит рядом. Свет уличных фонарей проскакивает по лицу,делая его еще более милым и загадочным.

– Красиво, – определила она еще издали. – Сделалисо вкусом. Фасад хорош, посмотрим, что внутри… Кстати, Борис Борисович, тамявно подадут палочки и прочие чисто японские принадлежности, учтите. Но настоле будут и обычные ножи с вилками.

– И что мне делать?

– Советую, – сказала она тоном школьнойучительницы, – пользоваться вилками.

– Боитесь, уроню вам сяке на платье? Или пролью саке?

Она покачала головой, глаза серьезные, ответила без улыбки:

– Японцы предпочитают, чтобы европейцы оставалисьевропейцами. Даже когда едят их национальные блюда. Да и сами понимаете, чтопалочками – это обезьянничать. Делать так же ловко, как японцы, несможете…

Сделала многозначительную паузу, я засмеялся:

– …да и зачем? Я все понял, Юлия.

Пока я парковался, кстати – на стоянке перед рестораномтолько один автомобиль, волга со знакомыми номерами, подошел важный швейцар:мужик с роскошной рыжей бородой, в старинном немецком костюме, я сразу узналперсонаж моих любимых с детства книжек из сказок братьев Гримм. Он открыл мнедверь, придержал, я обошел машину и выпустил Юлию. Она выпорхнула оживленная ивеселая, сразу защебетала, какой здесь новенький чистенький район, как здесьвсе мило, празднично и вообще уютно.