На самом деле, действительно празднично: вообще новые районывыглядят как с иголочки. Стены домов еще не покрылись пылью и грязью, всеблестит и сверкает, а сами дома в Южном Бутове строятся почти сплошьбизнес-класса, публика здесь «чистая», по крайней мере, так задумано, мол, всекак в Европе, но европейские дома начинают обживать не статистические единицы,а русские, так что сразу подъезды загаживаются, стены разрисовываются, почтовыеящики выломаны, в лифте первым делом выдирают лампочки, ломают кнопки,проламывают стенки, везде срут, пачкают стены, мусор и битые стекла даже наэтажах, не говоря уже о пространстве между домами, а крысы плодятся внеимоверных количествах.

Ресторан построили на вырост, чтобы захватить место. Пройдетнемного времени, и здесь столики будут заказывать на месяц вперед.

Колоритный швейцар опередил нас, распахнул дверь в средних размеровзал, за дальним столом одна-единственная парочка, я огляделся, к нам заспешилмолодой улыбающийся официант.

– Вас друзья уже ждут, – сказал он дружески, но нефамильярно. – Вон в том дальнем зале.

Оглянувшись, я заметил проход в соседнее помещение, еще одинзал, тоже пустой, Юлия указала на открытую дверь в третий зал.

Дятлов и Троеградский сидели за столиком под стариннымкитайским фонарем, проводка упрятана в гирлянде цветных воздушных шариков, илине воздушных, но все достаточно красиво. Я не успел поинтересоваться уЮлии, как мне держаться с бывшими соратниками, чтобы не уронить достоинства:они поднялись навстречу, я пожал руки, подавая первым, ведь я – старший повсем параметрам, они терпеливо выждали, пока Юлия неспешно опустит себя вкресло, и тогда только сели сами. Я ревниво отметил, что они, похоже, вотличие от меня, правила хороших манер знают назубок. Или же им еще в детствебонны подсказали, без каких манер президентами не станут.

– Прекрасный ресторан, – сказал Дятлов. –И цены невероятные!.. У нас на бульваре такой же, но там все впятеродороже!

– Там высокая аренда, – пояснил я, – а здесь земляпока еще дешевая… Вам Юлию представлять не надо?

Троеградский посмотрел на нее молча и чуть-чуть поклонился,а Дятлов ответил:

– Ни нам милую Юлию представлять не надо, ни нас ей.Поздравляю с выбором прекрасного сотрудника. Ведь она не просто секретарь?

Мне показалось, что его слова можно истолковать как-то еще,но предпочел этого не заметить, кивнул.

– Да, Юлии пора переходить на более, так сказать, высокуюплощадку…

Юлия улыбнулась рассеянно, взгляд ее скользил по строчкамменю. Подошел официант, взглянул как на старых добрых знакомых.

– Что желаете?

Юлия передала мне папку с меню.

– Я бы взяла амоэби, кани и тобику, – сказала она.

Официант повернулся ко мне, я сказал, водя пальцем построчкам и ориентируясь больше на пояснительные рисунки, чем на абсолютноничего не говорящие названия:

– Мне тоже тобико… а это в самом деле икра летучей рыбы?

– Абсолютно, – заверил он. – А на следующейнеделе начнутся поставки икры знаменитой рыбы, что лазает по деревьям…простите, забыл, как ее зовут.

– Круто! – признался я. – Тогда мне хамати,посмотрим, что это за лакедра-желтохост, и химовари. А дальше будет видно.

– Что-нибудь желаете на горячее?

– А что, – удивился я, – есть и такое?Я думал, японцы только сырую рыбу едят. Тогда да, конечно!

Троеградский, когда до него дошла очередь, сказалдипломатично:

– У вас какое блюдо фирменное?.. так и зовется «Золотойгусь»?.. Вот и давайте этого гуся. Он в самом деле из гуся­тины?

– Нет, из десяти суши, трех сашими и ролла «яблоко».

– А что это?

– Все – сырая рыба разных пород.

Троеградский подумал, скривился, русскому человеку сыроеесть непривычно, нам бы запеченного жирного гуся с яблоками, натурального, безвсякой сырой рыбы.

– Ладно, давай этого рыбного гуся, но к нему что-нибудь… ну,сам понимаешь…

– Саке? Сливового вина?

Троеградский вздохнул тоскливо:

– Водочки бы… ладно, саке – тоже водка. Графинчик.

Он посмотрел вопросительно на Юлию, она потрясла головой, япояснил:

– Нам еще работать и работать.

Дятлов вскинул изломанные, как у Мефистофеля, кустистыеброви:

– Так поздно? Над чем?

Я сказал официанту:

– Потом кофе. Или чайку, что у вас принято?

– Хорош будет зеленый чай с жасмином.

– Тогда чай. Даме и мне.

Официант ушел. Дятлов откинулся на спинку стула ивнимательно рассматривал зал, впрочем, не слишком пристально, знает, гад, чторассматривать кого-либо или что-либо чересчур внимательно неприлично… Неужелитолько я, олух, пренебрегал этикетом, а весь мир знает и пользуется? Ну развечто совсем уж опустившиеся персы им пренебрегают… Спасибо Юлии, она не толькозаметила брешь в моей броне, но и храбро вступила со мной в спор, доказываянеобходимость сменить латы.

В то время как Дятлов рассматривал обстановку,Троеградский вперил взгляд в меня, поинтересовался легко:

– Как сейчас настроение, Борис Борисович? Еще не передумали?

– Химовари мне нравится, – ответил я, – зачемпередумывать?

Он усмехнулся.

– Вы знаете, о чем я. Не хитрите, Борис Борисович. Вы ведьЯпонию считаете врагом номер один… или два, после Китая, а вон как жрете ихсырую рыбу!

– А я не должен?

– Как патриот, не должны! Вы же сами восхищалисьпатриотизмом японцев, что отказались вообще покупать американские товары, покане вытащили свою разрушенную войной экономику. Не так ли?

– Мой глобализм, – сказал я, – не означает, чтобудем питаться исключительно гамбургерами и хотдогами. Мне при­шлось дваждыпобывать с деловыми поездками в США, там масса итальянских ресторанов,японских, мексиканских, арабских… и всяких-всяких, не говоря уже о том, что тамумеют делать и шашлыки, и пельмени, и вареники. Кстати, самый наваристыйукраинский борщ я ел в городе из железа и бетона – Детройте. На Украинетакой разучились варить, а в Штатах варят!.. Помнят, значит. Хранят рецепты илитрадиции, не знаю, но борщ – чудо!

Официант поставил перед каждым четырехугольные мисочкигрубой формы из толстой обожженной глины, покрытой глазурью, форма и дизайнявно с каменного века без изменений, разложил палочки в прозрачном пластике,хотел убрать вилки, я покачал головой:

– Мою оставьте. И у дамы – тоже.

Наконец прибыли в таких же неудобных глиняных посудинах подстарину блюда из рыб, с виду очень красиво, все цвета и оттенки оранжевого икрасного. На краю каждого блюда зеленел горбик размером с улитку.Я помалкивал, надеясь, что Дятлов или Троеградский отщипнут вместе скусочком рыбы, но Троеградский присмотрелся, спросил опасливо: