Чариз посмотрела на его лицо, казавшееся таким прекрасным накорабле, потом обвела взглядом крохотную столовую в его таком же крохотном домеи от злости даже не удосужилась ответить. На судне он казался такимобаятельным, романтичным в своей форме, вел себя с ней так галантно! Но послевенчания все изменилось. Он требовал, чтобы она вытворяла с ним всякие мерзкиевещи в постели, и рассердился, когда она отказалась, потому что ей былопротивно. Это была их первая ссора. Потом она заявила, что не желает проводитьмедовый месяц в Девоншире. Но когда он привез ее в Лондон, к себе, Чариз былапросто убита. Ни великолепного дома, ни высокого дохода. Все его обещанияоказались враньем. Она была обречена на полунищенское существование, котороепрезирала так же, как и собственного супруга.

Выйди она за Берлтона, стала бы баронессой, посещала бышикарные магазины, которые видела на Бонд-стрит и Пиккадилли. И сейчас, в этусамую минуту, в прелестном утреннем платье с оборками отправилась бы с визитомк какой-нибудь из своих новых знатных подруг, в один из роскошных особняков наАппер-Брук-стрит или Пэлл-Мэлл.

Но вместо этого Чариз истратила все свои деньги наодно-единственное платье и пошла в Грин-парк, где вечером прогуливались знатныедамы, которые не удостоили ее даже взглядом, словно ее вообще не существовало.Она и не подозревала, как важно иметь титул, прежде чем прошлась накануне попарку, когда поняла, до чего закрыто и недоступно спаянное крепкими узамиаристократическое общество в Лондоне.

Однако чаша ее терпения переполнилась, когда ненавистныйсупруг едва не расплакался, узнав, сколько она заплатила за платье. Вместо тогочтобы выразить восхищение ее тонким вкусом и удивительным изяществом ее фигуры,он заботился только о деньгах.

Это ей надо плакать, думала она, глядя на него с ненавистью,пока он читал газету. Дома, в Ричмонде, ей завидовали, старались ей подражать.А теперь она ничто, нуль. Снедаемая завистью, Чариз каждый день посещала парк,пожирая глазами представительниц высшего общества, по-прежнему не обращавших нанее никакого внимания.

Весь ужас в том, что Томас Морисон не видит в ней ничегоособенного, как это было в ее родном Ричмонде. Даже ее отец, к которому онаотносилась с пренебрежением, отдавал ей должное. А этот высокий, красивыйболван, ее муж, не в состоянии оценить ее по достоинству, как ни старается онаобъяснить ему это. Мало того, он оскорбил ее, утверждая, что она такая, каквсе. Чариз пришла в бешенство и заявила, что поведение человека определяетсяотношением к нему других людей! Но этот глубокомысленный ответ, достойныйскорее мисс Бромлей, чем Чариз, не произвел на Томаса никакого впечатления.

Впрочем, чего ждать от человека, который настолько лишенвкуса, что никак не мог решить, кого предпочесть? Компаньонку богатойнаследницы или саму наследницу.

Поначалу он увлекся этой Бромлей. И неудивительно: ШериданБромлей — выскочка. Начиталась романов, в которых гувернантки выходят замуж залордов, а когда Чариз посмеялась над ней, заявила, что для людей, по-настоящемулюбящих друг друга, титулы и богатство не имеют никакого значения.

По правде говоря, с горечью размышляла Чариз, отрезая ломтикветчины, если бы не Шеридан Бромлей, она не оказалась бы в таком отчаянномположении! Ведь ей захотелось увлечь Морисона лишь потому, что он и эта жалкаякомпаньонка, как ей показалось, симпатизировали друг другу, и она решиласбежать с ним, чтобы доказать всем на судне, а в особенности этой выскочке, чтоЧариз Ланкастер способна влюбить в себя любого мужчину, какого только пожелает.Так что во всем виновата эта рыжая бестия, вбившая себе в голову всякую чепухуо любви, которая бывает только в романах, когда деньги и титулы не играютникакой роли.

— Чариз?

Она не разговаривала с мужем уже два дня, но что-то в егоголосе заставило ее насторожиться. А уж когда увидела его лицо, то чуть было неспросила, что он там вычитал в газете и почему у него такой идиотский вид?

Однако Морисон сам задал ей вопрос:

— Не помнишь? Была на нашем судне еще одна Чариз Ланкастер?Ведь Чариз не такое уж распространенное имя! Верно?

Она смерила его презрительным взглядом. Только дурак можетзадать такой дурацкий вопрос. В ней все уникально, не только имя.

— Если верить газете, — сказал он, ошеломленно уставившисьна нее, — Чариз Ланкастер, прибывшая в Лондон три недели тому назад на борту«Утренней звезды», только что обручилась с графом Лэнгфордом.

— Это невозможно! — кипя от злости, воскликнула Чариз,выхватывая у него газету. — На судне не могло быть еще одной Чариз Ланкастер.

— Прочти сама, если не веришь, — сказал он, но она ужепробежала глазами объявление и в ярости швырнула газету на стол.

— Кто-то под моим именем втерся в доверие к графу. Какая-топодлая интриганка…

— Какого дьявола, ты куда собралась?

— К моему новому жениху.

Что-то мурлыкая про себя, Шерри разложила на кровати платье,в котором собиралась через час идти на венчание. Менять утренний наряд на болеероскошный, голубой было еще рано, а стрелки часов на каминной полке, казалось,застыли на месте.

Пригласить всех друзей на венчание было невозможно, и, чтобыникого не обидеть, решили ограничить круг гостей членами семьи. В этом случаецеремония пройдет в спокойной, интимной обстановке, как того хотела Шеридан, иможно будет несколько недель подождать со свадьбой, чтобы она не казаласьчересчур поспешной.

Это последнее обстоятельство особенно беспокоило старуюгерцогиню. Она говорила, что скоропалительные свадьбы неизбежно вызывают массусплетен и слухов. Накануне герцогиня попросила Шерри называть ее матерью. Кромеродственников, на церемонию была приглашена и мисс Чарити, не внести ее всписок гостей было бы верхом бессердечности, и ее ждали с минуты на минуту.Сделали исключение и для доктора Уайткомба, но он прислал записку, в которойсообщал, что из-за срочного вызова приедет позже, на бокал шампанского. ГерцогКлеймор должен был привезти на церемонию мать и Уитни через час, а Стивен —приехать часом позже, в одиннадцать, к самому венчанию.

Шерри слышала, что в Англии подобные церемонии проводятся свосьми утра до полудня, чтобы проснувшись, при ярком утреннем свете будущиесупруги могли еще раз продумать всю важность предпринимаемого ими шага.Полностью осознавая отведенную ему в бракосочетании графа Лэнгфорда роль,викарий, боясь опоздать, прибыл еще час назад, о чем Кольфакс, облаченный, каки остальные слуги, в ливрею, не без иронии сообщил Шерри, а также сказал, чтовсе они горят желанием спеть в этот торжественный день для Шерри стариннуюанглийскую песню, которую отрепетировали на кухне. Тронутая таким вниманием,Шерри пришла в восторг и не задумываясь согласилась.