Никакого плана у Илюшина не было. Когда он вышел изэлектрички на занесенную снегом платформу в небольшом городке Темниково,единственное, что он знал, – что ему нужно в село Кудряшово. Самым простыми разумным он считал проверить рассказ Вотчина о приобретении русалки, ноИлюшин справедливо опасался, что за давностью лет никто не вспомнитприезжавшего в село москвича, купившего по случаю какую-то деревянную игрушку.Русалка лежала в его кармане, застегнутом на „молнию“.

– Либо Вотчин говорил неправду, либо вдоваЗильберканта, – пробормотал Макар. – Нужно выяснить, кто именно изних. Зильберкант далеко, поэтому начнем отсюда.

Он огляделся, ощущая себя человеком, попавшим в другуюстрану. В Москве пешеходы месили слякоть, а с неба падало что-то мелкое, противное,не похожее ни на снег, ни на дождь. Здесь лежал белый снег, и от мороза в окнахдеревянных домов цвели узоры.

Поторговавшись для вида с местным оборотистым таксистом,Макар погрузился в помятую „шестерку“, и машина поехала, взметая за собойсвежевыпавший снег. По дороге он выдал словоохотливому и любопытному водителюобычную легенду: студент из Москвы, должен написать работу об историинескольких сел этого района. Потому и едет в Кудряшово. Будет с людьмиразговоры разговаривать. Таксист удивлялся, сочувствовал парнишке, что вовсе непомешало ему запросить с „бедного паренька“ сумму в полтора раза большую, чемта, о которой они договаривались.

– Нет, дядя, так не пойдет, – отказался Макар, укоторого по легенде лишних денег не имелось. – Сколько запросил, столько иполучишь.

– Да я тебя коротким путем… – начал было таксист,но махнул рукой и пробурчал себе под нос что-то о жирующих москвичах.

– Сам ты москвич, – оскорбился Илюшин, в планыкоторого не входило портить отношения с кем бы то ни было из местных. – Яж в Москву учиться приехал. А так-то я с Вологды.

То, что привезенный им парень „с Вологды“, несколькопримирило мужика с неудачей. Он показал Макару две основные улицы, развернулсяи уехал. Илюшин забросил сумку на плечо и неторопливо пошел по скрипящемуснегу, осматриваясь на ходу.

Кудряшово не постигла участь многих российских сел, и онопо-прежнему оставалось именно селом, а не вымирающей маленькой деревушкой. Отширокой улицы отходили небольшие проулки, одни – в сугробах, в других были протоптанытропинки. Большинство домов стояло с заколоченными окнами, но Илюшин понимал,что летом сюда приедут и дома оживут. Вдалеке поднималась колокольня небольшойцерквушки, и солнце играло на куполах.

На улице было тихо, солнечно и морозно. Пахло дымом,поднимавшимся из труб. Илюшин вдохнул густой чистый воздух и чуть не закашлялся– горло обожгло холодом. Оглядываясь по сторонам, он думал, что, возможно,Кирилл Сковородов не пропал, а вернулся в родное село, стоявшее в несколькихкилометрах от Кудряшова, и сейчас идет по улице, так же дыша морозным воздухом.

„Я ничего о нем не знаю – где он был, чем занимался, отчегоумерли его братья… Пока Сергей собирает данные об их жизни, пройдет слишкоммного времени, а я не хочу ждать“. Обострившаяся интуиция подсказывала ему, чтоон был прав, поехав в это глухое село, но чем могла обернуться его правота,Илюшин не хотел гадать.

Часть домов вдоль основной дороги были бревенчатыми, нопопадались и каменные, и, пройдя еще с десяток шагов, Макар оказался напротив большогодвухэтажного дома с мансардой. В окнах висели ярко-красные занавески с белойтесьмой, из-под ворот высовывал острую черную морду здоровенный пес.

– Фью, фью, – посвистел ему Илюшин.

В ответ пес открыл пасть и лениво гавкнул. С верхушкиближайшего дерева слетела ворона, тяжело маша крыльями, так же лениво каркнулаи полетела в сторону леса.

– Хорошая у вас жизнь, братцы, – сказал имМакар. – Неторопливая.

Пес широко зевнул и вытащил башку из-под ворот.

Илюшин потоптался на дороге, сам не зная, почему не идетдальше. Дом ему нравился, но он знал, что в таких домах не принимаютпостояльцев. Ему нужно было искать маленький покосившийся домишко с одинокойстарушкой, которая обрадуется и лишним деньгам, и возможности вволю поболтать сновым человеком. К тому же старушка могла помнить те времена, когда сюдаприезжал Олег Борисович Вотчин.

„Неплохо бы еще знать, когда он приезжал. Все-таки многоватонеизвестных“.

Илюшин собрался идти дальше, но тут ворота тяжелораздвинулись, и на улицу вышла высокая русоволосая женщина, кутаясь в мохнатыйсерый платок.

– День добрый! Ищите кого? – громко спросила она.Пес стоял за ней, настороженно наклонив большеухую голову. – Я смотрю,перед домом стоите…

– Залюбовался, – с самой широкой улыбкой, на какуюбыл способен, ответил Макар, подходя к женщине. – Очень уж дом у васкрасивый.

– Муж строил! Правда, на совесть выстроил, – сгордостью сказала женщина. – Так ищите-то кого? Знакомых?

– Я вообще-то ищу, у кого остановиться можно…ненадолго…

– Так у свекрови моей можете остановиться, – незадумываясь, сказала женщина. – Она свекра похоронила в прошлом годе, однаживет, к нам не перебирается. Отсюда недалеко, на соседней улице. Только сейчасее нет, муж повез мать в город, ко врачу. Часа через два вернутся.

Она замялась, окинула Илюшина неуверенным взглядом. Макарпонимал, что сейчас его оценивают и от результатов оценки зависит, придется лиему гулять по селу еще два часа или он проведет их в теплом доме с краснымизанавесками на окнах.

„Молодой парнишка, ровесник Кольке моему… Вроде ничего,славный. Курточка-то какая тоненькая на нем, господи!“ Вид илюшинской курточкирешил дело окончательно.

– Нечего вам морозиться, – сказала хозяйка. –У нас пока посидите. В вашей одежке только и бродить!

Макар радостно поблагодарил ее и мысленно сказал спасиботонкой финской альпинистской куртке. Куртка выглядела худой и скромной, приэтом защищала его от любых морозов. Но ноги в утепленных ботинках уже началопокалывать, поэтому приглашение пришлось как нельзя кстати.

Дом, в который пригласили Илюшина, оказался уютным и неочень большим – куда меньше, чем казался снаружи. Ковры на стенах, стол с белойскатертью у окна, иконы над полкой с швейной машинкой…

– Я шью, – объяснила хозяйка, заметив изучающийвзгляд гостя. – Шестеро мальчишек у меня – на всех покупать одеждузамучаешься. Да и своя-то качественнее. Старший мой, правда, в городе живет,теперь там штаны-куртки покупает. А то бы и его обшивала.

„Шестеро детей!“ Макар пристально взглянул на хозяйку дома.На первый взгляд он дал ей лет сорок с небольшим, но теперь подумал, чтоошибся, и она старше. Крепкая, румяная, с веселым лицом, она была быкрасавицей, если бы не шрам на левой щеке: он начинался от виска и обрывалсяровно в ямочке, появлявшейся от улыбки.