– Наталья меня зовут, – сказала хозяйка. –Наталья Алексеевна.

– А я Макар.

– Хорошее у тебя имя. Ну, снимай курточку свою, Макар,садись за стол.

Из-под стола навстречу Макару выдвинулась рыжая кошка,выгнула спину и встопорщила короткую шерсть. Вторая, черно-белая, неслышноспрыгнула откуда-то сверху и, торчком подняв пушистый, как у енота, хвост,ревниво мяукнула. Илюшин рассмеялся, погладил кошек. Ему нравились иприветливая красивая хозяйка, и дружелюбные кошки, и светлая теплая комната срукодельными занавесками. „Интересно, где ее дети?“

– Мальчишки-то мои кто в школе, кто в институте, –отвечая на невысказанный им вопрос, объяснила Наталья, доставая чашки изстарого буфета. – Старшие только на лето и приезжают. А младших отец изшколы заберет после обеда. Каникулы у них скоро, такой бедлам начнется! –Она покачала головой. – Хоть сейчас отдохну, с тобой поговорю.

Наталья присела, провела ладонью по голове, приглаживаярусые волосы, только начавшие седеть на висках.

– Рассказывай, что тебе в Кудряшове зимой понадобилось.У нас летом хорошо, а сейчас-то и нет никого, и пойти некуда. Или ты неотдыхать приехал?

Илюшин открыл рот, чтобы повторить свой рассказ о бедномстуденте, и вдруг неожиданно для себя интуитивно почувствовал, что врать ненадо. Более того, он почему-то проникся уверенностью, что стоит ему рассказатьпридуманную историю, и его тут же выставят из дома. Макар не анализировал то,что подсказывало ему чутье, не искал объяснений – у него было очень маловремени, и он быстро принял решение.

– Сейчас, – сказал он, расстегивая сумку. –Вот. Я приехал, чтобы узнать кое-что об этой штуковине.

Он положил на стол деревянную фигурку русалки. И увидел, какзаинтересованность в глазах хозяйки сменяется изумлением. Наталья наклонилась крусалке, недоверчиво хмуря брови, ахнула и схватила фигурку.

– Господи, быть такого не может!

– Вы что, видели ее раньше? – не поверил Илюшин.

– Видела? Скажешь тоже, видела! Да с этой красавицы,может, все счастье мое и началось! Уж не знаю теперь, она ли тому причиной илинет, но только запомнила я ее крепко, на всю жизнь. Что так смотришь на меня?Не веришь?

Илюшин ей верил. Он никак не мог поверить собственной удаче,благодаря которой первый же встреченный им человек оказался тем, кто был емунужен.

– Думал, придется вас не один день разыскивать, –честно признался Макар, – да и не знал, кого искать. Расскажете мне прорусалку, Наталья Алексеевна? А я вам открою, зачем мне это понадобилось.

После того как Наталья отдала русалку соседке, она забылапро фигурку. Нежданное счастье, свалившееся на нее, было слишком огромно, чтобыона могла думать о чем-то другом. Все девять месяцев, что Наталья носиларебенка, она прекрасно выглядела, но – странное дело – теперь собственнаявнешность стала для нее совсем неважна. Все ее мысли были только о мальчике,который у нее родится.

После рождения малыша она не только не подурнела, но сталаеще привлекательнее. Ребенок казался ей ангелом – маленький, невинный, дивнопахнущий молочком, с нежнейшим пушком на макушке. Ее собственный маленькийангел, копия мужа. Она тетешкалась с ним, могла возиться с утра до вечера,укачивала, убаюкивала и умилялась до слез каждому его агуканью. На нее снизошлосчастье, которого она даже представить себе не могла, и все мысли о собственнойнепривлекательности, о том, что муж не любит ее, стали казаться мелкими инезначительными.

Но по иронии судьбы еще во время беременности НатальиНиколай не на шутку влюбился в собственную жену. Он недоумевал: за короткоевремя она стала совсем другой. Похорошела несказанно, держалась гордо, в глазахмелькало что-то загадочное, манящее. Ему никогда не нравились беременные, но сНаташкой вышло иначе: его возбуждала кошачья тягучесть ее жестов, ееокруглившиеся формы, и то, что соски у нее теперь были постоянно приподняты ипросвечивали сквозь платье. Когда Николай поймал себя на том, что хочет врезатьсоседу, с которым жена перебрасывается шутками через забор, ему стало смешно.

– Ревную я ее, что ли? – спросил он самого себя.

И уже без всякого смеха честно признался, что да, ревнует.

Теперь Наталья вела себя с ним по-другому: не ловила каждоеслово мужа, не бежала сломя голову исполнять любое его пожелание, не затихаларобко, если он сердился. Погруженная в себя, она стала холодновата с Колькой, иэто тоже было странным и притягательным. Ему нравились такие женщины – сизюминкой, с загадкой.

После рождения сына Колька преисполнился детским восторгомперед женой, родившей ему такого отличного парня. И когда Наталья ухитрилась забеременетьвторым, еще кормя грудью Сережку, оба смеялись от радости. Тогда-то Натальяпервый раз заметила, что муж смотрит на нее другими глазами, и не повериласебе. Но Николай и в самом деле пытался проявлять ласку и, кажется, побаивался,что не угодит жене.

Накануне вторых родов Наталья разделась догола, встала передбольшим зеркалом, пристально оглядела себя – первый раз за весь прошедший год.

– Красавица, – протянула она, любуясь большим, какарбуз, животом. – Как есть, красавица. Ой, хороша ты, Наташа светАлексеевна.

И пошла выплясывать как была, нагишом, придерживая живот, вкотором возмущенно брыкался собиравшийся вот-вот родиться Сеня.

С тех пор Наталья рожала одного ребенка за другим. Начетвертом над ними стали в селе подтрунивать – мол, Колька одних пацанов своейбабе делает, а сами, видать, стараются девчонку получить, все успокоиться немогут. Колька с женой не обращали внимания на смешки, понимая, что им попростузавидуют. Наталья рожала легко, быстро и с каждым ребенком по-прежнему хорошела.Николай трудился на работе и по дому и чувствовал себя счастливым в окружениидетей и жены. Каждый из них получил то, что хотел, и после окончательногоразвала колхоза они, недолго посовещавшись, решили остаться в селе. Николайорганизовал на пару с приятелем небольшую лесопилку, и хотя доход она приносиланебольшой, им хватало на жизнь. Мальчишки в семье Котиков росли здоровые,славные и все, как один – копия отца. Наталья баловала каждого, пока они былималенькими, но после пяти лет воспитывала в строгости. Была у нее удивительнаяспособность – она чувствовала, когда ей врут, – и все ее сыновья с детстваусваивали, что мать обманывать нельзя. Во-первых, нехорошо, а во-вторых, всеравно бесполезно.

Закончив рассказывать о себе, Наталья Котик покачалаголовой, и улыбка постепенно исчезла с ее лица.

– Я все о себе рассказываю, а ведь тебе, поди, другоеинтересно.

– Мне все интересно. Что значит – другое?

Наталья помолчала немного, теребя скатерть, и Макара вдругокатило предчувствие, что весь ее рассказ был только крошечной прелюдией ктому, что он сейчас узнает.