– Что случилось?

Улыбка погасла, и по моей вине. Но я уже усвоила, что обэтих моих параноидальных страхах не надо молчать – иначе они только растут.

– Мне страшно.

Он придвинулся ко мне ближе, наклонил голову:

– Отчего?

– Страшно быть с тобой наедине.

Он улыбнулся и потянулся ко мне – я не отстранилась. Он взялменя за руки выше локтей, держал меня и смотрел мне в лицо, будто искал тамответ. Но не думаю, чтобы нашел.

Мика притянул меня к себе, обнял и сказал:

– Лапонька, если бы я хоть представить мог, что тебяпугает быть со мной вдвоем, я бы ни за что такого не сказал.

Я прильнула щекой к его плечу:

– Все равно это было бы правдой.

– Да, но если бы я не напомнил, ты могла бы об этом ине подумать. – Он прижимал меня к себе. – Мы бы провели здесь время,и ты бы даже не вспомнила, что это в первый раз. Прости меня.

Я крепче обхватила его руками.

– Ты меня прости, Мика. Что со мной всегда столькохлопот.

Он чуть отодвинул меня, посмотрел в лицо:

– Это не так.

Я посмотрела на него укоризненно. Он засмеялся:

– Ну, немножко есть, но не "столько".

Очень ласковый у него стал голос. Я любила, когда онстановился такой, любила быть той единственной, для которой он так смягчал свойголос. Так какого черта я не могу просто радоваться, что он со мной, а? Вотубейте меня, если я знаю.

– Фэбээровцы нас ждут, – сказала я.

Настал его черед на меня посмотреть. И даже под темнымиочками я знала, как он сейчас смотрит.

– Все будет нормально, – сказала я и выдала емуулыбку, которая почти получилась. – Обещаю радоваться тем моментам нашейпоездки, которые будут годиться для радости. Обещаю не становиться сама себе надороге, не пугать себя насчет того, что мы... такие, как мы есть.

Я пожала плечами.

Он ладонью коснулся моей щеки.

– И когда ты перестанешь до чертиков бояться бытьвлюбленной?

Я снова пожала плечами:

– Никогда. Прямо сейчас. Не знаю.

– Я никуда не денусь, Анита. Мне нравится быть здесь,рядом с тобой.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты меня любишь?

Он посмотрел пораженно:

– Ты что, всерьез спрашиваешь такие вещи?

Я поняла, что да – это был момент наития. Я не считала себяособенно достойной любви, так почему же он меня любит? Почему меня вообщекто-то любит?

Я положила пальцы ему на губы:

– Не отвечай сейчас. Для глубокой психотерапии у наснет времени. Сперва дело. Ас моими неврозами будем разбираться потом.

Он попытался что-то сказать, но я покачала головой:

– Пойдем, нас ждет спецагент Фокс.

Когда я отняла руку от его губ, он просто кивнул. Одна изпричин, почему из нас получается пара: Мика знает, когда надо оставитьобсуждение темы, о какой бы теме в тот момент ни шла речь.

Сейчас как раз был один из тех случаев, когда я честно непонимала, как он со мной уживается. Почему со мной вообще кто-нибудь можетужиться. Я не хотела это ломать. Я не хотела разбирать по косточкам нашиотношения, пока они не развалятся. Хотела оставить все в покое и наслаждатьсятем, что есть. Просто я этого не умею.

Мы взяли чемоданы и пошли. Нас ждали агенты ФБР и зомби,которого надо поднять. Поднять мертвеца – просто, вот любовь – тут сам чертногу сломает.

С агентами ФБР мы встретились в зоне выдачи багажа, какдоговаривались. Как мы узнали агентов ФБР в толпе народу, где почти все мужчиныв деловых костюмах?

А они выглядели как агенты. Не знаю, что уж такогоособенного в обучении фэбээровцев, но выглядят они именно так, как должнывыглядеть. Вообще-то копы любого рода выглядят как копы, но только ФБР выглядиткак ФБР, а не просто полиция. Не знаю уж, что с ними делают там, в Квонтико, нопоследствия остаются навсегда.

Специальный агент Честер Фокс, возглавляющий операцию,оказался ярко выраженным Коренным Американцем. Короткая стрижка, костюм, полноесоответствие образу агента не могли скрыть, насколько же он на них на всех непохож. Мне стало понятнее, чего он так злился по телефону. Впервые вижу, чтобыагент из коренных американцев был главным в операции, которая никак к кореннымамериканцам не относится. Если ты коренной американец, то обычно тебя ждетработа с делами, выбранными в соответствии с твоей этнической принадлежностью,а не с твоими способностями. А дела, связанные с коренными американцами... Какправило, карьеры на них не сделать, а вот сломать ее – на раз. Еще одининтересный момент насчет того, как ФБР взаимодействует с кореннымиамериканцами: если у тебя достаточно индейский вид, тебя поставят на дело, дажекогда оно касается совсем другого племени, с полностью отличными языком иобычаями. Ты же индеец, нет? А что, разве индейцы не все одинаковы?

Не все. Но американское правительство – любое его ведомство– никогда не понимало концепцию племенной принадлежности.

А того, который стоял рядом, я знала. Агент Франклин былвысок, строен, с по-настоящему черной кожей. Острижен он был короче, чем когдая видела его в Нью-Мексико, но руки остались такими же изящными и нервными.Этими поэтическими кистями он оглаживал пальто, поймал мой взгляд – иостановился. И протянул мне руку, будто не он представил меня шлюхой своемунапарнику.

Я руку приняла – никаких обид. И улыбнулась ему, хотя самазнала, что до глаз улыбка не дошла. А Франклин даже не делал вид, что емуприятно меня видеть. Грубить не грубил, но и довольным не притворялся.

– Удивлена, что вижу вас здесь, агент Франклин.

Он убрал руку.

– Вам ваш друг Брэдфорд не говорил, что меня перевели?

Слово "друг" он сказал так, будто намекал набольшее, и во всей фразе была желчь. Не очевидная, но она ощущалась. Ничеготакого грубого, чтобы начать ссору, но близко к тому.

Специальный агент Брэдли Брэдфорд возглавлял отделСпециальных исследований ФБР – отдел занимался серийными убийцамипротивоестественного происхождения или вообще преступлениями спротивоестественным компонентом.

Очень много было споров насчет выделения этих преступленийиз ведения Поддержки Расследований – того подразделения, которое занималосьвсеми серийными убийцами. После короткого знакомства Франклин ясно дал понять,что думает по этому поводу. Он был против.