— Ну, шудра, — нетерпеливо пояснил иностранец. — Если шудрапомоет руки, ты примешь у него кусочек или глоточек?

— При чем тут руки? — обиделся разносчик. — Даже если тиграмыть с золой, с него не смыть полосы! Так и здесь: шудра навсегда останетсяшудрой, хоть наизнанку его выверни! Вайшии останутся вовеки вайшиями, кшатрии,которые вышли из груди Брамы, навеки останутся кшатриями, брамины, из головырожденные, останутся браминами… Ты не думай, я тоже знаю и помню свое место, —спохватился разносчик, что сагиб не правильно его поймет. — Я никогда неподойду со своей кружкой к брамину! Я хожу только по тем улицам, где торгуют иремесленничают наши, вайшии!

— А не знаешь ли ты, где живут англичане? — взволнованноспросил белый сагиб, так взволнованно, словно его жизнь зависела от этогоответа.

— Ага! Я так и думал, что ты инглиш! — хлопнул себя победрам разносчик, за что и был вознагражден целым водопадом: этим неосторожнымдвижением он опрокинул на себя все, что оставалось в кружках. По счастью,священная вода уже изрядно степлилась. — Конечно, я знаю, где живут твоисоплеменники. Но их очень много, а Ванаресеа — большой город.

— Мне нужны служащие Ост-Индской компании, — пояснилбродяга, и разносчик окончательно уверился, что перед ним истинный инглиш: этабратия не сомневается, что об их Ост-Индской компании должны знать все воВселенной! Ну что ж, оборванцу-сагибу повезло: разносчик слышал эти три слова,магические для всякого белого.

— Этой могущественной госпоже служат почти все иноземцы,живущие в Ванарессе, — ответил он. — Но кто тебе нужен? Инглиш-воин или жеинглиш-торговец?

— Да, тот, кого я ищу, скорее воин, чем купец, — посленебольшого раздумья ответил бродяга. — Я знаю его дом по описанию. У него белыестены, а у ворот сидят два крылатых льва.

— О, так это один из домов магараджи Такура! — обрадовалсяразносчик воды. — В самом деле, говорят, он приветлив с инглишами и весьмаумножает свои богатства с их помощью… хотя, по слухам, подвалы его дворцов ибез того ломятся от сундуков с драгоценными камнями. Ну что ж, идем. Я провожутебя к твоему инглишу, а то ты, пожалуй, все-таки перепутаешь Ванарессу сБеназиром!

И, донельзя довольный своей остротой, разносчик ринулсявперед, а чужеземец зашагал следом.

Вот уже видна белая ограда, и два крылатых льва скалят своикривые зубы.

— Вот здесь живет твой инглиш, — сообщил разносчик. — Иди… ида помогут тебе боги! (Это он произнес вслух, а мысленно добавил: «Да не зажруттебя до смерти собаки!») Он только успел сложить Ладони в намаете [2], какраспахнулись створки ворот, высунулся слуга-индус, раздался разноголосый лай, ицепная свора разномастных Псов выволокла из ворот высокую рыжеволосую фигуру,облаченную в белые одеяния, которые, по мнению разносчика, являли собою верхнелепости, но которые упорно носили все иноземцы.

— Беги! — крикнул разносчик, пускаясь наутек, уверенный, чтобезрассудный бродяга (сагиб, ха-ха!) последует за ним. Он пробежал не менеедесяти десятков шагов, Однако, не слыша за спиной топота, обернулся.

Его волосы под тюрбаном заранее готовы были Встать дыбом привиде окровавленного тела безрассудного бродяги… И он едва не рухнул, где стоял,увидев, как собаки радостно скачут вокруг рыжего инглиша, который стискиваетоборванца в объятиях, хохоча и восклицая:

— О, Бэзил! Бэзил! Бэзил!!!

Разносчик некоторое время постоял, отпыхиваясь и задумчиворазглядывая эту картину.

«Значит, он все-таки сагиб», — кивнул наконец с облегчениеми повернулся, чтобы следовать своим путем.

— Да что ты меня все кличешь Бэзилом? — отбивался между темстранный приятель разносчика от увесистых шлепков. — Я себя чувствую бог знаеткем с этим именем, каким-то не то французишкой, не то… — Он вдруг захохотал.

Рыжеволосый хозяин не смог скрыть тень беспокойства,мелькнувшую на его лице.

— Не бойся, я не спятил, — ответил неожиданный посетитель. —Просто вспомнил, как смешно говорил этот туземец: инглиш, мол! Так вот, когдаты честишь меня Бэзилом, я ощущаю себя настоящим инглишем!

Хозяин поджал губы, но гость ответно Приложил его по плечутак, что высоченная фигура покачнулась.

— Не обижайся, Реджинальд! Прости! Не знаю сам, о чемболтаю. Но до чего же я рад, до чего рад, что наконец добрался сюда! А ведьбыли минуты, когда казалось: со мной уже все, все, понимаешь?

— Ничего, Ва-си-лий! — В порыве сочувствия хозяин попыталсяправильно выговорить это несусветное, с его точки зрения, имя. — Теперь всепозади. И клянусь, если ты не хочешь вспоминать, я не стану докучать теберасспросами. Только умоляю: позволь мне называть тебя Бэзилом, а не Васи…Валиси… — Вторая попытка не удалась; Реджинальд сбился, плюнул, махнул рукой; —А, черт, мне все равно это не под силу! Кстати, французишка назвал бы тебяБазиль.

— Кошмар! — передернул плечами Василий. — Пусть бы толькопопробовал! Я бы ему показал кузькину мать!

А помнишь Кузьку, а, Реджинальд? А помнишь?..

— Помню, помню, — кивнул англичанин, с явным бес, покойствомразглядывая осунувшееся — нет, мало сказать — натуго обтянутое кожей лицосвоего друга, его полунагое, облаченное в лохмотья тело, ловя его беспокойныйвзгляд. — Я все помню. Как он, наш незабвенный Кузька?

— А что ему сделается? Наплодил детушек, живет припеваючи!Теперь управляющим в моем московском имении, следит за строительством новогодома. Старый пожгли сволочи мусью, я тебе писал, нет?

— Писал, писал! — Успокоительно кивая, как нанятый,Реджинальд неприметно подталкивал своего приятеля по просторному зеленому,осененному тамариндами и баньянами двору, направляя его к дому.

Сбежались туземцы-слуги, складывали ладони, кланялись…Хозяиннегромким словом, взглядом, знаком отдавал короткие, четкие приказания. Стайкаслуг разлетелась: готовить ванну, одежду, завтрак, постель, — с опаскойозираясь на диковинного гостя, которого их суровый и важный сагиб привечал,будто посланника своего магараджи-кинга.