Ноги змея расползлись, он осел на землю и вдруг, вспыхнувярким голубым пламенем, исчез.

Иван пораженно смотрел на то место, где только что стоялочудище, привычные же к этому явлению богатыри спокойно отерли мечи о траву ивложили их в ножны.

— Я к вашим услугам! — воскликнул Иван,очнувшись, — продолжим поединок! — И тут заметил, что богатыри очем-то таинственно перешептываются. Совещание их быстро закончилось, и слововзял Алеша Попович:

— Вот что, добрый молодец. Негоже нам драться с тобоюпосле того, как вместе мы чудище одолели, землю русскую защитили.

— Что, струсили?! — истерично закричал Иван и дажесам обалдел от своей дурости.

Богатыри довольно заржали.

— Кончай, земеля, — ласково сказал Илья, —объясни-ка лучше, чего это ты про лиходея рассказывал, именем твоим воеводеназвавшемся?

Иван понял, что боя не будет, но радости своей сумел невыказать.

— Да не лиходей Емеля, — махнул он рукой ипринялся подробно рассказывать о своей с последним встрече, о его любви кНесмеяне и о собственном решении ему не мешать.

Выслушав его рассказ, богатыри растрогались.

— Да, Вань, — сказал Добрыня, когда дурак закончилсвое повествование, — благородный ты юноша. Может быть даже благороднейменя. А я очень благородный. И скромный.

— Благородство-благородством, а выручать надопарубка, — заявил Алеша. — Поехали к князю, все как есть расскажем,пусть он Микуле прикажет в богатыри тебя принять, а уж что с Емелейделать — пусть сам решает.

— Да не могу я... — начал было Иван, но егоперебил Илья Муромец:

— А тебя никто и не спрашивает. И князю, и Микуле мытвою историю так и так расскажем, а то благородством своим ты сам себя в могилусведешь. Так что поехали вместе.

Делать нечего. Пришпорил Иван своего Гнедка и, понурясь,двинулся вослед богатырям.

Но вскорости настроение его изменилось. От того, что наполдороги к палатам Владимира повстречался им княжеский стражник.

— Не ты ль Иваном-дураком будешь?! — обратился онк нашему герою.

— Он, он, — подтвердили богатыри, — а чего?

— Микула к себе требует, в дружину принимать.

— А Емеля как же?.. — вырвалось у Ивана, но он тутже испуганно прикрыл рот ладонью.

— Самозванец-то? — расплылся в улыбкестражник, — самозванец утек.

И вот что, сопровождая богатырей и Ивана, рассказал стражникдальше.

Заступив в караул, Емеля выбрал удачный момент и прокрался вопочивальню Несмеяны. Несмеяна рыдала над книжицей. Напрягшись, Емеля прочелназвание на обложке: «Му-му».

Емеля, умилившись, замер в дверях. В этот миг Несмеянаприостановила рыдания, смачно высморкалась на пол, выжала мокрую от слезпростыню, затем открыла книжицу с начала и разрыдалась с новой силой.

— Не плачь, красна девица, — хриплым от любовноговолнения голосом сказал Емеля.

Несмеяна взвизгнула и, подскочив, как ошпаренная, приняласьсудорожно оправлять ночную рубашку. Однако мокрая рубашка липла к телу,подчеркивая перед охальником соблазнительные округлости тела. Ноги Емели отэтого зрелища подкосилися и, чтобы не упасть, он покрепче ухватился за косяк.

— Ты кто? — с искренним любопытством спросилаНесмеяна, прокричавшись.

— Емеля я, суженный твой, — ответил тотприготовленной заранее фразой.

— Суженный? — переспросила Несмеяна и кокетливовсхлипнула. — А ежели я папеньку позову, тебе голову отрубят.

— Не отрубят, — уверенно заявил Емеля, —потому как я тебя сейчас рассмешу. А тому, кто это сделает, батюшка твой,государь, обещался в жены тебя отдать. Да полцарства впридачу. Так что он мнеуже почти что тесть.

— Уже рассмешил, — хлюпнув носом, недоверчивосказала Несмеяна.

— Не веришь, — кивнул головой Емеля. — Нугляди. — И он торжественно произнес: — По щучьему велению, по моемухотению, засмейся, царевна!

Царевна изо всех сил попыталась скривить губы в улыбке, ноничего у нее не вышло, и она снова тихонько заплакала.

— По щучьему велению, по моему хотению, засмейся,царевна! — повторил Емеля дрожащим голосом.

— Да щука-то тут при чем?! — возмутилась царевна,вновь взахлеб разрыдавшись, — бестолочь! — И, с ненавистью глядя наЕмелю, закричала: — Папенька!

— Ау, доченька, — раздался из соседней комнатыголос князя.

— Зови палача, папенька, клиент пришел!

Пораженный очередным предательством щуки, Емеля понял: пораделать ноги. И сделал их.

...Вызванный на место преступления Микула Селянинович безтруда определил, кто был наделавшим переполоху неудачливым претендентом на рукуи сердце царевны. Объявив на Емелю розыск по всей Руси, послал он и за Иваномдураком, чтобы восстановить сына своего старого товарища в утерянных правах.

— ...Вот что, Ваня, — сказал воевода дураку, когданаша четверка появилась в его кабинете. — Теперь все у тебя путем пойдет.Но в богатыри я тебя сразу принять не могу. Поскольку ты, выходит, вроде какпомог прохиндею этому — Емеле — в наше доверие втереться...

Иван хотел было возразить, но Микула Селянинович осадил еговзмахом руки:

— Знаю, знаю, что не по умыслу злому, однако ж...Походи пока в «добрых молодцах», конюшни княжеские почисти. Конюха — Авгиемзовут. И там, между прочим, подвиги совершать можно. А потом и видно будет.Однако ж, чую я, а опыт у меня, сам понимаешь, велик, ждут тебя большие дела!

...Выйдя от воеводы, обрадованные богатыри принялись чтоесть силы дубасить Ивана по спине и плечам, приговаривая: «Ну, поздравляем,дружище!», «С назначеньицем!»...

— Это дело надо спрыснуть! — уже во дворе заявилАлеша Попович. Давайте-ка, друзья, соберемся вчетвером в кабаке часов эдак вдесять. В том, что на Муромской дороге, а?!

— Дело говоришь! — согласился Илья Муромец.

— Дело! — подтвердил Добрыня.

И богатыри вскочили на коней. А с ними и Иван — наГнедка.

— Я бы рад, — взял он слово, — да толькоостановиться мне где-то надо, крышу над головой найти.

— А чего ее искать-то?! — заявил Алеша, — кдядьке Черномору тебя определим. Один черт, у него на постое тридцать трибогатыря. Тридцать четвертым будешь! Тем паче, с хозяйкой я знакомкоротко, — добавил он потише, слегка зардевшись.

После слов этих богатыри пришпорили коней и двинулись визвестном им направлении. Иван поспешил вслед.

...Выйдя из черноморовской хаты, Алеша объявил:

— С хозяйкой все улажено, заходи, располагайся. Онасейчас одна дома, — он многозначительно подмигнул. — А мы покапойдем, подвигов поищем.