Она оттолкнула свое скрипучее вращающееся кресло от стола,встала и принялась ходить взад-вперед по кабинету странной походкой — крупнымшагом вперевалку.

— У него было пятьдесят два гостя, — сказал она. — Нет, ещебольше. Шестьдесят два. Все с приглашениями. Я следила за каждым из них. Всеони, как он сказал, «столпы порядочности»… И один из этих чертовых «столповпорядочности» украл нефритового Будду и духовое ружье. Теперь Крокетт желает ихвернуть. Что ты сможешь предпринять, если нельзя обращаться к полиции? Без нееты даже не проверишь ломбарды, а эти вещи в ломбард не попадут. Они уже в частнойколлекции одного из этих гостей.

— Если это духовое ружье не находится в квартире Крокетта,спрятанное где-нибудь под кроватью или в другом укромном месте, — предположиля.

— Нет, — опровергла она. — Я намекнула, что один из гостеймог его спрятать, и они сегодня утром перевернули весь дом. Заглянули в каждыйуголок.

— Попробуй дать объявление в газету, — предложил я. —«Просьба к тому, кто неумышленно ушел с редкой вещью с приема, устроенногообщеизвестной светской особой, сообщить через почтовый ящик 420 завознаграждение…»

Берта одарила меня свирепым взглядом:

— Не шути.

— Я и не шучу, — сказал я. Берта запыхтела. — Это неплохой,логически обоснованный совет, — продолжил я. — Ты не желаешь ему последовать,но у тебя ведь нет ничего другого.

— Я не желаю ему последовать! — воскликнула она. — Ты тожеодин их тех, кто собирается вернуть это барахло. Я свою часть работы выполнилаи не собираюсь тащить на себе весь груз общего бизнеса. — Я поднял брови. — Ястояла там на больных ногах перед проклятым лифтом, была любезной сприбывающими людьми, с улыбкой просила показать приглашение… Не вешай мне лапшуна уши, Дональд Лэм! Именно тебе придется вернуть эти вещи, а я намереваюсь сэтой минуты заняться другими делами. Когда этот проклятый Отис Олни говорил сомной, я намекнула ему, что за эту часть бизнеса отвечаешь ты.

— Прелестно! — резюмировал я, усаживаясь в кресло изакуривая сигарету. — И как ты ладишь с Одни?

— Я ненавижу его до мозга костей. Это сверхлицемерное,учтивое, грошовое, раболепствующее барахло.

— И фотограф тоже?

— Фотограф очень мил, — не согласилась она.

— Он был там прошлой ночью?

— О, конечно. Снимал там повсюду.

— Личный фотограф?

— Смотря что ты понимаешь под словом «личный».

Крокетт хотел получить эти снимки. Крокетт желает, чтобы егокаждую минуту фотографировали.

— Под каким предлогом была устроена вечеринка? — спросил я.

— Он только что вернулся. Изучал дикарей Хусиса, привезмассу снимков. Женщины с корзинами на голове. Женщины, голые сверху до талии.Убитые животные.

Крокетт, поставивший ногу на грудную клетку туши, с ружьем вруке и глупой улыбкой.

— Ты видела эти снимки?

— Не все. Когда прибывали гости, я дежурила у проклятоголифта. Потом поднялась и стояла около входа в лифт в верхнем холле, так чтопроследила за всеми, кто пришел позже.

— Такие были?

— Одна пара.

— Где он путешествовал?

— Где-то в Африке. Или на Борнео. Или где-то еще.

Я никогда не интересовалась географией.

— Между Африкой и Борнео огромное расстояние, — не удержалсяя.

— Между твоей болтовней и возвращением украденных вещей тожеогромное расстояние, — съязвила Берта.

— Какой-нибудь флаг у него был? — спросил я. — Флаг клубаприключений или что-нибудь в этом роде?

— О, конечно, — подтвердила Берта. — Без этого не обходится.Они снимают на кинопленку, как молодец втыкает флагшток в землю, а затем — какон там развевается, и некоторые считают это важной церемонией.

— И потом забирают его?

— Забирают.

— Кто эти некоторые? Ты знаешь?

— Черт побери, нет. Кто-то из олухов, вылизывающих крокеттовскийзад. Он глава одного проклятого клуба.

Я поднялся, потянулся, зевнул и сказал Берте:

— Ладно, беру эту неразбериху на себя. Тебе не по душе моепредложение насчет объявления в газете, не так ли?

— Убирайся! — рявкнула она. — Не то я начну швырять в тебячем попало.

Я вышел из конторы попить кофе и купил утреннюю газету.Мелвин Отис Олни, специалист по связям с общественностью, знал свое дело.Веселая вечеринка с танцами была описана в обычном стиле и проиллюстрированафотографиями Дина Крокетта-второго, поставившего ногу на грудную клеткувеликолепного редкого животного, а также втыкающего в землю древко флагаМеждународного клуба доброй воли, который, кажется, был организован с цельюсодействовать международной дружбе через распространение знаний об обычаях,общественном развитии и культурных ценностях разных народов и рас.

Я вернулся в своей кабинет и спросил Элси:

— Что ты знаешь о нашем архивариусе?

— О Еве Эннис? Немного.

— Она давно у нас работает?

— Около шести недель.

— Как реагирует на Берту?

— Ужасается.

— Как относится ко мне?

— А ты сам определить не можешь? В конце концов, —произнесла она с достоинством, — я секретарь, а не сводня.

— Запомни, — сказал я, — это бизнес.

— Могу вообразить! — фыркнула она презрительно.

— Пригласи ее сюда, — велел я Элси, — и держи ушки намакушке. Можешь участвовать в беседе.

Она посмотрела на меня с любопытством:

— К чему все это?

— Приведи ее сюда, и узнаешь. Я ее не напугаю, как думаешь?

— Думаю, что нет.

— Ну так приведи.

Элси вышла и скоро вернулась с Евой Эннис.

Я осмотрел ее довольно внимательно. Гибкая, с хорошейфигурой, сознающая свою сексуальную привлекательность и скрывающая это подпритворно-застенчивым выражением лица. Одета в облегающий свитер с высокимворотником, жакет и юбку.

— Вы хотели меня видеть, мистер Лэм?

— Присядьте, Ева, — пригласил я. — Я хочу поговорить с вами.

Она завлекательно улыбнулась, выставила бюст, затемпосмотрела на Элси.