– Тихо, – шептал трёхглазый, гладя меня по волосам. – Тихо, ты можешь туда вернуться, ты можешь приблизить Бездну, а когда она сольётся с Эёраном, он станет частью её, и здесь всё будет так же. Мы все будем одним целым…

– Хочу туда, – хрипло призналась я. – Туда хочу, я не могу здесь, больше не могу здесь.

Качаясь взад-вперёд, я ловила воспоминания о прекрасных мгновениях всеобщей любви, пыталась хоть как-то унять чудовищную душевную боль. Я качалась и думала о своей глупости. Какой высокомерной я была, считая культистов глупцами, поверившими в бред. Мир Бездны прекрасен, и я понимала тех, кто умирал за него.

– Я не могу здесь больше оставаться, – свой голос я не узнавала.

Странно…

Продолжая раскачиваться, я потянулась в воспоминания о полёте в Бездну, надеясь укутаться в них, жить в них до последнего вздоха. Пусть это будет всего неделя или две без еды и воды, после которых я умру, но лучше навечно запереться в прекрасных воспоминаниях, чем возвращаться к прежней жизни.

– Теперь ты знаешь о единстве, – трёхглазый продолжал гладить меня по волосам. – Хочешь получить постоянную связь с Бездной? Хочешь чувствовать её?

– Да! Да! – Я вцепилась в его воротник, потянула на себя. – Я хочу вернуться в Бездну!

– Пока мы можем обеспечить лишь тонкую связь. – Трёхглазый отцепил мои руки и, подняв закрытую шкатулку со стула, уселся напротив меня. Я вцепилась в шкатулку, попыталась открыть, но крышка не поддавалась. Снисходительно улыбнувшись, трёхглазый вытащил золотую коробочку. – Сядь ровно, Халэнн, и повторяй за мной.

Я села ровно, положив здоровую руку на колено, выпрямив спину. Рядом со мной оставался перламутровый дракон в человеческой форме. Он должен был уже почувствовать влечение ко мне и сильное, должен всё понять, но он жадно смотрел на коробочку.

Несоответствие.

Ещё одна фальшивая нота.

Моя кровь должна была действовать на него – это наша драконья магия, её так просто не переборешь.

Щёлкнула крышка коробочки. На лбу перламутрового дракона мгновенно вспыхнул и отчётливо проступил нарисованный чёрным глаз культа Бездны. Он – их марионетка.

И ко мне он не чувствовал ничего. Словно сама его природа изменилась.

В маленькой коробочке тоже была чёрная субстанция. Трёхглазый обмакнул в неё палец. Вещество выглядело, как чернила.

– Я создам связь между тобой и Бездной, скажи: «Я принимаю знак Бездны, принимаю Бездну и отдаю себя Бездне».

«Они лгали», – какая-то часть меня помнила о фальшивых нотах и сопротивлялась, но соблазн снова ощутить цельность был слишком велик, я жаждала слияния, я нуждалась в нём так остро, что готова была поверить во что угодно.

– Я принимаю знак Бездны, – повторила я, глядя, как трёхглазый тянется пальцем к моему лбу. – Принимаю Бездну и…

Тепло его руки уже ощущалось кожей, и казалось, что чернота на его пальце шевелится, протягивая ко мне маленькие щупальца.

– …отдаю… – слова встали комом в горле: Многоликая так сдавила талию, что перехватило дыхание. Я могла бы договорить, но почему-то не произносила последней части формулы. Сомневалась? Боялась?

Земля содрогнулась, и меня вместе с перламутровым драконом отшвырнуло на спинку запрокидывающегося дивана, а трёхглазый треснулся лбом о край этого дивана. С его пальца ко мне потянулось чёрное аморфное существо, я отпрянула, и Многоликая ослабила давление. Выплеснувшаяся из золотой коробочки тёмная субстанция тоже шевелилась на полу, поползла ко мне.

Сверху посыпался песок. Потолок шёл трещинами и прогибался, вытягивался вверх.

Нападение, агрессия… в Эёране только это и есть. Я оглянулась: стена, к которой был приставлен диван, исчезла, открыв просторный зал с вестниками прекрасной Бездны. Существа, озарявшие всё своими изумительными голубоватыми глазами, исчезали в чёрных вихрях телепортационных заклинаний, забирая с собой куски стен. Они уходили в Бездну!

– Стойте! – я скинула с себя перламутрового и поползла, поднялась, побежала по залу к существам, уходящим в мир, в который я так хотела попасть.

Они не слушали меня, один за другим исчезали. Но ими же управляли ментально, я со всей силы ударила одного, пытаясь поработить и заставить взять меня с собой, но меня оттолкнуло каким-то щитом, и я рухнула на колени. Поднялась. Надо было усилить мышцы магией и рвануться вперёд, к тем, кто ещё не телепортировался, но я остановилась.

«Я не должна бежать за ними, – смутно понимала я. – Это желание – какое-то воздействие».

Сзади послышался треск, над головой тоже. И рык. Страшный рык Элоранарра:

– Не двигаться! Убью!

Потолок надо мной разошёлся в стороны, открывая небо. Эёранское небо было таким тошнотворно тусклым в сравнении с небом Бездны. Всё было тусклым. Выцветшим. Ненастоящим… мерзким.

Вкруг поднялись камни и заключили меня в защитную сферу. Ноги опять подкосились, и я опустилась на колени. Меня трясло так, что стучали зубы.

Земля сотрясалась от магических ударов. Ревело бешеное пламя. Выл ветер. Рычал взбесившийся Элоранарр. Истошно вскрикивали вестники Бездны, мои возможные проводники в мир счастья. Мои союзники. Ярость наполняла всё. Чужая жажда убийства меня душила. Как же здесь страшно! Как отвратительно: только злость и ненависть!

Обхватив себя руками, я закрылась абсолютным ментальным щитом, заглушая бушующие вокруг эмоции. Стало чуть легче дышать. Но я поняла, почему в прошлом часто именно менталисты принимали Бездну и делали всё, чтобы Эёран воссоединился с ней: мы, менталисты, как никто, ощущали всю гадость и мерзость этого мира, мы острее всех прочих должны понимать блаженство Бездны. Из-за этого понимания, из-за способности оценить всю красоту, величие и необходимость Бездны все рода драконов-менталистов, кроме Сиринов, были уничтожены. И за что? За то, что пытались донести эту правду и убрать с пути Бездны правителей, не желавших наступления нового мира…

Там, за пределами каменной защитной оболочки, что-то взорвалось и обрушилось. Воздух и сам камень подо мной разогревались. Похоже, Элоранарр и другие драконы вырезали вестников Бездны. Опять уничтожали всё, что могло привести Эёран к слиянию с совершенным миром…

Пусть сражаются, глупцы.

А моя Бездна – она со мной навсегда.

«Это обман, – промелькнуло в мыслях. – Они лгали, я слышала».

Я воскресила в памяти воспоминание о моменте слияния, погрузилась в него, но… ощущение общности и любви не было таким всепоглощающим, не согревало так, как в момент настоящего слияния. В воспоминании разум притуплял, размывал эмоции, зато обострил остальное. Я отчётливее слышала, что звуки складывались в мелодию, влиявшую на восприятие. Воздействие наподобие голоса серебряных драконов, но другое, не с теми нотами управления, а незнакомыми, неповторимыми, но эффективными.