«Ты больше никогда не будешь одиноким», – фальшивая нота в воспоминании звучала слишком явно.

«Ты… мог», – это обращение нарушало единение. Те, с кем я объединилась, не могли сказать мне так.

Не будешь одинокой.

Ты могла.

Это были бы правильные ноты, они сделали бы полотно звучания цельным, абсолютно достоверным. Но их не было, и полотно рассыпалось.

Бездна…

Когда я думала о ней, всё внутри трепетало, я ощущала её цельность и правильность. Но при переживании воспоминания заново фальшивые ноты сбивали, нарушали цельность…

Как же так?

Бездна не могла меня обмануть.

Я ощущала их любовь.

Я была частью совершенного мира.

Сейчас я не должна чувствовать одиночество, но я одинока и ничего не понимала.

Почему там были фальшивые ноты?

Что это было?

Воздействие?

Но почему не было следов на моих амулетах и ментальных щитах?

Или это было немагическое влияние?

Как голос Сиринов, в основе своей опиравшийся на ощущение звука…

Что всё это значило?

Почему получилось так?

Почему я должна была покинуть Бездну, если в ней так хорошо?

Почему я не могла воспользоваться слепком воспоминаний и окунуться в те ощущения?

Почему меня бесили фальшивые ноты?

Почему не давали покоя?

Почему перламутровый дракон физически не среагировал на меня?

Из-за печати Бездны?

Вопросы сыпались, обрывались, роились, повторялись, ни на одном я не могла сосредоточиться, ни одного ответа не знала. Я лишь пыталась вернуться в ощущение всеобщей любви, но не получалось из-за фальшивых нот.

Камень сферы-щита раскрылся лепестками, и надо мной нависла огромная морда чёрного дракона. Вокруг него искрился золотой огонь, золотом пылали глаза. Чешуйки на его щеке, носу и губе в нескольких местах лежали чуть-чуть неровно – это следы от моих когтей. Он не поправил чешуйки при срастании, и те царапины пропечатались навсегда.

– На минуту нельзя одного оставить! – скаля гигантские клыки, прорычал Элоранарр. В его злости звучало так удушающе много страха. Когтистая лапа потянулась ко мне, подхватила под спину. Элоранарр зарычал громче, почти обжигая дыханием, но спереди замкнул большой когтистый палец очень осторожно, не потревожив подвязанную руку. – Извиняется он. Ещё и руку сломал.

Зачем это всё?

Элоранарр поднял меня выше, убрал крыло в сторону, снова открывая передо мной блеклое небо Эёрана. На трёх лапах выбирался из огромного кратера с вывернутыми и оплавленными краями. Прижавшись щекой к чешуйчатому пальцу, я оглянулась вниз:

ни одного живого вестника Бездны, лишь разодранные куски чёрной плоти.

Перламутровый дракон лежал на боку, из разодранного горла толчками изливалась кровь.

От трёхглазого осталось только туловище с ногами, вся верхняя часть – обуглена.

Всё уничтожено, теперь некому показать мне дорогу в Бездну.

Рядом завис чёрный дирижабль. Флаг с золотыми шестерёнками на бежевом фоне принадлежал закрытому городу Пат Турину, третьему участнику Срединного альянса. Из гондолы торчали стволы с магическими печатями.

Были и другие чёрные дирижабли с флагами Пат Турина. Три парили над замком на Белой скале. Ещё девять стояли на приколе возле установленных на земле пушек. Странно, что независимый закрытый город помог Аранским: обычно эти странные существа не влезали в конфликты других стран и тем более драконов, даже если их об этом очень просили.

Никто больше не дрался. Шадаров и Мэгранов держали на земле отдельными небольшими группами, зажав драконов в каменные тиски.

Элоранарр справился с вассалами и даже лично явился за мной, но меня это не радовало. Оскалившись, он внимательно меня осмотрел, прорычал всё с тем же болезненным беспокойством, скрытым за нарочитой строгостью:

– Сильно ранен?

Отвечать не хотелось, но Элоранарр не успокоиться, пока не скажу.

– Всё нормально, скоро заживёт.

Драконьи тела заживают быстро. Но рану в душе от смерти Халэнна я залечить не могла, настоящее облегчение мне подарила только Бездна.

Фальшивые ноты. Почему я не могла забыть те фальшивые ноты? Как было бы легко и просто, не услышь я их, не почувствуй, не запомни. Эта фальшь отравляла всё. Я пыталась забыть её, но чем сильнее старалась, тем острее её чувствовала.

Взмахнув крыльями, Элоранарр оттолкнулся от земли. Меня снова трепал ветер. Элоранарр прижал меня к своей горячей груди, совсем близко я видела чёрную чешую с чуть выпуклыми серединами. О такую приятно потереться, если принять истинную форму.

Истинная форма… ещё одна боль. В той комнате, где началось моё путешествие в Бездну, я превратиться не могла: там было слишком мало места, а до появления Элоранарра обстановка оставалась в полном порядке. Телепортационное заклинание переноса в другой мир не применялось (по крайней мере, в знакомой мне форме), я бы почувствовала тряску и все те неприятные ощущения, что сопровождают такое перемещение.

Значит ли это, что всё увиденное и почувствованное было иллюзией?

Но как, если ментально на меня не воздействовали, если мои щиты не взломали?

Ничего я не понимала, совершенно ничего. От этого хотелось кричать!

Нырнув вниз, Элоранарр приземлился очень мягко, с едва заметным толчком. Вытянул лапу со мной и огляделся, проговорил на эрграйском*, путаясь языком в пасти и растягивая слова:

– Це-ели-ите-еля!

Любой целитель диагностирующим заклинанием определил бы мой пол, раскрыл мою личность, но меня это сейчас не пугало. Элоранарр снова оглядел меня и медленно поставил на землю. На его чуть подпорченной морде читалось беспокойство, как и во взгляде. Эмоций я не улавливала, защищённая от них плохой проницаемостью абсолютного щита.

– Я помогу, – раздался позади голос Дариона. – Остальные не могут оставить Саториуса.

Память заворочалась, выталкивая нужную информацию.

Капитан Саториус, его рота «Белая скала», наполовину состоявшая из женщин-щитовиков, была здесь на учениях. Он желал подняться в армии выше, чем обычно дают людям. И это он на празднике в честь дня рождения императора Карита предупредил меня о странном поведении Инхорра Ларна.

Рука Дариона легла на моё плечо, выплеснулась магия исцеления, склеивая осколки костей, окончательно затягивая почти зажившие разрывы кожи и мышц.

Элоранарр вмиг уменьшился до человеческой формы. Оказывается, за нами всё это время летел дирижабль Пат Турина и теперь завис в небе. Пушки у него по-прежнему торчали из гондолы. Из пяти открывшихся квадратных отверстий выпали верёвки, по ним соскользнули вниз фигуры в чёрной одежде и плащах.