– Это что же, внезапное озарение? Еще вчера ты называл Иванатупицей, идиотом. Впрочем, я рад, спасибо на добром слове.

– На здоровье. Иван гений потому, что догадался связаться сроссийским консульством. Фриц Радел бывал в России, делал визу, следовательно,в консульстве имеется кое-какая информация о нем. Там сообщили, что очереднуювизу ему дали всего лишь неделю назад. Фриц Радел вылетает в Москву в этупятницу, «Аэрофлотом». Ивану удалось узнать даже номер рейса. Так чтопросыпайся, тебе придется организовать господину Раделу достойную встречу.

* * *

Москва, 1918

К концу августа похолодало, зарядили дожди. Из Питераприехал Мастер.

Всего за месяц Матвей Леонидович Белкин успел сильнопостареть. Не располнел, но как-то весь обрюзг, лицо сделалось отечным,тяжелым. Под глазами повисли морщинистые мешки, щеки покрылись стариковскойсосудистой сеточкой, от волос почти ничего не осталось, даже голос изменился,стал глухим и сиплым.

– Дисипль, я поздравляю вас от души.

– С чем, Мастер?

– Ну как же? Разве вы не слышали чудесный анекдот, какпрофессор Свешников помог ЧК арестовать предателя, вора, проходимца,опаснейшего врага советской власти Григория Кудиярова? Фима Эрнст дажепредложил объявить ему благодарность и вручить грамоту с личной подписьютоварища Петерса.

– Мастер, я ничего не знаю.

– Ну, да, Дисипль, вы не можете знать, вы несетекруглосуточную вахту, от Ильича ни на шаг не отходите. Хорошо, я расскажу.Кудияров повадился присваивать себе конфискованные ценности, вошел во вкус,набрал весьма солидную сумму и кое-что даже успел переправить за границу.Помогал ему в этом небезызвестный вам Петр Степаненко. В июне группа Кудияровараскрыла одну из конспиративных квартир Национального центра. Оставили засаду ивзяли деникинского связного. Но вместо того чтобы допросить хорошенько, в тот жедень расстреляли. Такая поспешность удивила товарища Петерса, тем более чтоимелась оперативная информация о большой сумме денег, которую должны былиполучить в Центре. Пока шло следствие, Кудияров и Степаненко спешно готовилисьудрать за границу, купили фальшивые документы. Однако Кудияров заболел и попалв госпиталь к Михаилу Владимировичу.

– Почему именно к нему?

– Да потому, что губа не дура. Он давно уж лечился упрофессора Свешникова. Так вот, когда пришли брать Кудиярова в больницу, МихаилВладимирович не только разоружил его, но сумел перехватить железный штатив откапельницы, которым Кудияров намеревался огреть по голове Фиму Эрнста. Эй,Дисипль, что вы так побледнели? Все в порядке. Профессор жив, здоров. Кудияроврасстрелян. Петьке Степаненко, правда, удалось скрыться.

– А что, Кудияров действительно был серьезно болен? Почемуон вдруг лег в больницу, если собирался удрать? – спросил Федор.

– Понятия не имею. Видимо, не чувствовал опасности, хотелнапоследок подлечиться. К тому же у них, кажется, возникли трудности споддельными паспортами, все равно пришлось ждать. Теперь уж не важно, – Мастермахнул рукой, – нет Кудиярова, и земля ему вряд ли будет пухом.

Ничего больше об этой истории Федору не удалось узнать.Мастер явно недоговаривал главного и спешил сменить тему.

– Все, Дисипль, у нас мало времени. Самое интересное явыложил, теперь ваша очередь.

Федор рассказал о Юровском. Разумеется, ни словом необмолвился о своем безумном порыве застрелить кого-нибудь из троих. Простоподелился впечатлениями, признался, что известие об убийстве вместе с царемвсей его семьи подействовало сильно, даже температура поднялась от волнения.

– Я понимаю, они боялись немцев, наступления Колчака, нозачем убивать детей? Неужели это была месть за казненного брата?

Они обедали в отдельном кабинете бывшего ресторана «Гавр».Прислуживал старорежимный лакей с белыми пышными бакенбардами. Федора изумилажадность, с которой Мастер набросился на еду. Позабыв о своих безупречныхманерах, он обгрыз говяжью кость, извлеченную из борща, причмокивая, высосалкостный мозг, хлебной коркой дочиста вытер тарелку.

– Брат Александр тут совершенно ни при чем, – сказал он,закуривая, – вообще ничего личного, случайного. Все продумано, просчитанозаранее. Каждый ход точен и безошибочен. Чтобы удержать власть, подчинить себемассы, необходимо довести их до полнейшего одичания, пробудить древниеинстинкты.

– Но и так уж вокруг дикость, голод, разруха, – заметилФедор. – Он сам разве не боится, что толпа со своими древними инстинктами водин прекрасный день его растерзает?

– А вы спросите у него, интересно, что он ответит. – Мастерглухо рассмеялся. – Нет, нет, шучу, конечно. Ни о чем не спрашивайте. Молчите.

– Я и так молчу. Вот уж чему, а этому я успел научиться.

– Вам только кажется, что вы научились. Чувства переполняютвас, Дисипль. Гнев, жалость, отчаяние. Вы молчите, но ваша физиономия выдаетвас.

– Я живой человек, я не могу не чувствовать.

– Следите за мимикой. Тренируйтесь перед зеркалом, иначепропадете. Пока вас спасает то, что вы к Ильичу привязались. Вы даже полюбилиего.

– Нет! – испуганно выкрикнул Агапкин. – Нет! Его нельзялюбить, он чудовище.

– И тем не менее вы привязались к нему. Он обаятельноечудовище. Есть в нем нечто завораживающее. Хочется верить ему, вопреки здравомусмыслу.

– Как же верить, если он постоянно лжет?

– Он творит мифы. Они величественны и вечны. Они уводят насв мир мечты, прочь от серой обыденности. Любая правда, любая реальность умираети растворяется в мифе. Правда оказывается уязвимой, слабой, смертной, как всеживое. – Мастер погасил папиросу и принялся за гречневую кашу.

– Мифы? Он творит черт знает что, – пробормотал Федор, –абсурд и хаос.

Мастер увлеченно ел кашу, ничего не ответил, но согласнокивнул. Несколько коричневых крупинок упало ему на подбородок. У Федора аппетитпропал. От каши он отказался, попросил лакея принести чаю.

– Он призывает питерских рабочих бросать заводы и фабрики,собираться в банды, отправляться на Урал, в Сибирь, грабить и убивать крестьян,– продолжал Федор возбужденным шепотом, – при этом уверяет, что денег и оружиядаст сколько угодно. Неужели нельзя потратить деньги на то, чтобы накормитьголодных? Зачем он стравливает людей? Они просто перебьют друг друга. Он хочетправить страной, а в итоге получит гигантское вонючее кладбище в полное своераспоряжение.

– Ничего, – хмыкнул Мастер и опрокинул в рот стопку водки, –Россия большая, народу много. К тому же он и не скрывает, что на Россию емуплевать. Она только этап на пути к мировой революции, к храму всеобщегосчастья. Вы, вероятно, уже заметили, что в своих публичных речах Ильич несетполнейшую ахинею. Но толпа слушает его с восторгом. Это один из егопрофессиональных секретов. На самом деле он использует кодированный язык.Работают не слова, не логические связи, а знаки, символы. Он обращается не крассудку, которого у толпы никогда не было и не будет, а к инстинктам, кпримитивным эмоциям.