Однажды утром, после завтрака, я облачился в один из своихкостюмов респектабельного буржуа. Взойдя на галерею, чтобы попрощаться сИсабеллой, я увидел, что она склонилась над письменным столом, перечитывая то,что написала вчера.

— Сегодня вы не пишете? — спросила она, неподнимая головы.

— День на раздумья.

Я заметил рядом с ее тетрадкой перышки из набора ичернильницу с музами.

— Кажется, ты считала прибор безвкуснойбезделушкой, — сказал я.

— И все еще считаю. Но мне семнадцать лет, и я имеюполное право баловаться безделушками. Как вы с вашими гаванскими сигарами.

Почуяв запах одеколона, она метнула на меня любопытныйвзгляд. Обнаружив, что я одет для выхода, девушка нахмурилась.

— Снова собираетесь поиграть в детектива? —поинтересовалась она.

— Немного.

— Телохранители не нужны? Или доктор Ватсон? Человек,обладающий здравым смыслом?

— Не начинай искать повод не писать до того, какнаучишься писать. Это привилегия профессионалов, ее следует заслужить.

— Я полагала, что раз я ваша помощница, этораспространяется на все сферы деятельности.

Я безмятежно улыбнулся:

— Теперь, когда ты об этом упомянула, я сообразил, чтоесть кое-что, о чем я хотел тебя попросить. Нет, не пугайся. Тебе нужноповидаться с Семпере. Я узнал случайно, что у него туго с деньгами, и книжнаялавка под угрозой.

— Не может быть.

— К сожалению, это факт. Но ничего ужасного непроизойдет, поскольку мы не допустим, чтобы дело зашло так далеко.

— Послушайте, сеньор Семпере очень гордый человек, и онне позволит, чтобы… Вы ведь уже пытались, правда?

Я кивнул.

— Вот поэтому я решил, что нам нужно действовать хитрееи прибегнуть к нетрадиционным и недостойным средствам.

— Вы на этом собаку съели.

Я пропустил мимо ушей укоризненный тон и продолжал развиватьсвою мысль:

— Я подумал вот что: будто бы случайно ты заглянешь вкнижную лавку и скажешь Семпере, что я чудовище и ты сыта по горло…

— До сих пор все абсолютно правдоподобно.

— Не перебивай. Ты скажешь все это и добавишь, что заработу помощницы я плачу тебе сущие гроши.

— Но вы же действительно не платите мне ни сентима…

Я глубоко вздохнул, вооружившись терпением.

— Когда он скажет, как ему прискорбно это слышать, а оннепременно скажет, ты состроишь мину несчастной девушки и признаешься, есливозможно, подпустив слезу, что отец тебя лишил наследства и хочет отдать вмонахини. И потому ты думаешь, что лучше бы тебе попробовать работать в книжнойлавке по два-три часа в день за три процента комиссионных от проданных книг,чтобы обеспечить свое будущее помимо монастыря как женщине свободной, преданнойстороннице распространения просвещения.

Исабелла подозрительно покосилась на меня.

— Три процента? Вы хотите помочь Семпере или обобратьего?

— Я хочу, чтобы ты надела платье, как тогда вечером,прихорошилась, как умеешь, и нанесла визит, когда его сын будет находиться вмагазине, а обычно это происходит во второй половине дня.

— Мы говорим о том красавце?

— Сколько сыновей у сеньора Семпере?

Исабелла сложила два и два и, сообразив, куда дует ветер,обожгла меня испепеляющим взглядом.

— Если бы мой отец знал, насколько у вас извращенныйум, он точно купил бы двустволку.

— Единственное, о чем я говорю, — это чтобы сынположил на тебя глаз. И, главное, чтобы отец увидел, как сын на тебя смотрит.

— Вы еще хуже, чем я думала. Теперь вы решили занятьсясводничеством.

— Всего лишь христианское милосердие. И кроме того, тыпервая признала, что сын Семпере хорош собой.

— Хорош собой и слегка туповат.

— Не будем преувеличивать. Семпере junior всего лишьробеет в присутствии прекрасной половины человечества, которую, заметь, весьмауважает. Он образцовый гражданин, кто, осознавая, что перед его внешностью истатью устоит редкая женщина, тем не менее практикует самоконтроль и аскетизм,ибо уважает и почитает незапятнанную добродетель барселонских женщин. И неубеждай меня, что подобное поведение не облагораживает его, наделяя ауройпритягательности, взывающей к твоим инстинктам, материнским и всем остальным.

— Иногда мне кажется, что я ненавижу вас, сеньорМартин.

— Прислушайся к этому чувству, но не вини бедногомладшего Семпере в моем человеческом несовершенстве, поскольку он, скажемпрямо, святой мальчик.

— Мы договорились, что вы не станете искать мне жениха.

— Никто и не говорит о браке. Если ты дашь мнезакончить, я расскажу остальное.

— Продолжайте, Распутин.

— Когда Семпере-отец согласится, а он согласится, яхочу, чтобы каждый день ты пару часов проводила за прилавком книжного магазина.

— Одевшись каким образом? Как Мата Хари?

— Одевшись нарядно и со вкусом, свойственным тебе.Стильно, соблазнительно, но не вызывающе. Если необходимо, извлеки на светбожий одно из платьев Ирене Сабино, только поскромнее.

— Есть два или три, от которых я без ума, —заметила Исабелла, жмурясь от предвкушения.

— Тогда надень то, которое больше тебе к лицу.

— Вы ретроград. А как насчет моего литературногообразования?

— Где ты найдешь аудиторию лучше, чем лавка «Семпере исыновья», чтобы его пополнить? Там тебя будут окружать шедевры, из которых тыпочерпнешь массу полезного.

— И как я это сделаю? Вдохну поглубже, авось что-нибудьда подхвачу?

— Это всего на пару часов в день. А потом ты можешьпродолжать работать здесь, как было до сих пор, и получать от меня бесценныесоветы, следуя которым ты превратишься в новую Джейн Остен.

— А в чем хитрость?

— Хитрость в том, что ежедневно я буду давать тебенесколько песет. Каждый раз, получая деньги от покупателя и открывая кассу, тынезаметно станешь подкладывать их.

— Следовательно, это и есть ваш план…

— В моем плане, как видишь, нет ничегопредосудительного.

Исабелла нахмурилась:

— Не получится. Сеньор Семпере поймет, что происходитчто-то странное. У него ум острый как бритва.

— Получится. А если Семпере удивится, скажи ему, чтопокупатели, увидев за прилавком молодую и хорошенькую девушку, раскошеливались,демонстрируя чудеса щедрости.