Она оглянулась через плечо, словно могла уничтожить их,метнув молнию из темных глаз. Но тут она обратила эти глаза на меня, и вновьбудто у меня в мозгу включился прожектор.

– Меня зовут Нона. Я с тобой. – Куда? В тюрьму? – Я обеимируками вцепился себе в волосы. После такого первая машина, которая нас возьмет,наверняка будет полицейской. Этот тип всерьез решил вызвать полицию.

– Голосовать буду я. А ты спрячься позади меня. Для меня ониостановятся. Для девушки они остановятся, если она хорошенькая.

Спорить с ней не приходилось, да я и не хотел. Любовь спервого взгляда? Может и нет. Но что-то было. Ловите эту волну?

– Вот, – сказала она, – ты их забыл. – И протянула мне моиперчатки.

Внутрь она больше не заходила и, значит, захватила их сразуже. Она заранее знала, что отправится дальше со мной. Мне стало как-тожутковато. Я надел перчатки, и мы зашагали вверх по въезду на эстакаду.

***

Она была права: нас взяла первая же машина, въехавшая нашоссе.

Мы не сказали ни слова, пока ждали, но ощущение было такое,будто мы разговариваем. Не стану пичкать вас всякой чушью насчет телепатии ипрочего такого, вы понимаете, о чем я. Вы сами испытывали такое, пока были скем-то по-настоящему вам близким или когда приняли один из тех наркотиков,название которых состоит из заглавных букв. Разговоры просто не нужны. Высловно бы общаетесь в эмоциональном диапазоне высоких частот. Достаточнолегкого движения руки. Мы были незнакомы. Я знал только ее имя и, вспоминая,прихожу к выводу, что своего ей так и не назвал. И все-таки между нами что-тонарождалось. Нет, не любовь. Мне неприятно то и дело повторять это, но ядолжен. Я не запачкаю это слово тем, что было между нами, – после того, что мысделали, после Касл-Рока, после снов – нет!

Пронзительный прерывистый вой заполонил холодное безмолвиевечера, то повышаясь, то понижаясь.

– Думаю, это «скорая помощь», – сказал я.

И снова молчание. Лунный свет слабел за сгущающейся пеленойоблаков. Я подумал, что нимб не солгал: еще до утра повалит снег. Из-за холмавырвались лучи фар. Я в том же молчании встал позади нее. Она откинула волосыназад, подняла свое чудесное лицо. Глядя, как машина сворачивает на въезд, явдруг утратил ощущение реальности – не может быть, что эта красавица решилаотправиться со мной, не может быть, что я избил человека настолько, чтобыпришлось вызвать «скорую», не может быть, что я опасаюсь завтра очутиться втюрьме. Не может быть! Я чувствовал. что запутался в паутине. Но кто паук?

Нона подняла большой палец. Машина «шевроле-седан» проехаламимо, и я подумал, что она не остановится. Но тут вспыхнули тормозные огни, иНона ухватила меня за руку.

– Пошли, нас возьмут! – Она ухмыльнулась мне с детскимвосторгом, и я ухмыльнулся в ответ.

Тип за рулем с энтузиазмом перегнулся через сиденье, чтобыраспахнуть перед ней дверцу. Когда вспыхнул плафончик, я разглядел его: крупныймужчина в дорогом верблюжьем пальто, седеющий по краям шляпы, преуспевающеелицо, располневшее за годы отличных обедов. Бизнесмен или коммивояжер, Один.Увидев меня, он отдернул руку, но на секунду-две опоздал включить скорость иунести задницу. Ну, да так ему будет легче. Попозже он сумеет внушить себе,будто с самого начала увидел нас обоих, что он действительно добрая душа –оказал помощь юной парочке.

– Холодный вечерок, – сказал он, когда Нона скользнула насиденье рядом с ним, а я сел

Рядом с ней.

– Ужасный! – нежным голоском сказала Нона. – Огромное вамспасибо.

– Угу, – сказал я. – Спасибо.

– Не за что.

И мы укатили от воющих сирен, измордованных водителей и от«У Джо. Отличная кормежка».

От шоссе меня отогнали в семь тридцать. А теперь было всеговосемь тридцать. Просто поразительно, сколько ты успеваешь сделать за такойкороткий срок – или что успевают сделать с тобой.

Впереди замигали желтые огни. Пункт сбора дорожной пошлинына выезде из Огесты.

– А куда вам? – спросил тип за рулем.

Н-да, задачка! Собственно, я намеревался добраться доКиттери и вломиться к знакомому, который там учительствовал. Собственно, такойответ годился не хуже всякого другого, и я уже открыл рот, но тут Нона сказала.

– Нам в Касл-Рок. Это городок к юго-западу от Льюис-Оберна.

Касл-Рок. Мне стало немножко не по себе. Когда-то Касл-Роквполне меня устраивал. Но это было до того, как Ас Меррил меня отделал.

Тип остановил свою машину, заплатил пошлину, и мыотправились дальше.

– Я-то еду только до Гардинера, – соврал он, не моргнув иглазом. – До следующего съезда. Но для вас это неплохой старт.

– Ну, конечно, – сказала Нона все тем же нежным голоском. –Ужасно мило с вашей стороны вообще остановиться в такой холод! – И пока онаговорила это, я воспринимал ее злость на высокой эмоциональной частоте – нагую,исполненную яда. Она меня напугала, как могло бы напугать тиканье внутрибандероли.

– Я Бланшетт, – сказал он. – Норман Бланшетт, – и онвзмахнул рукой в нашу сторону для рукопожатия.

– Черил Крейг, – сказала Нона, изящно ее пожимая.

Я понял намек и назвался вымышленным именем.

– Очень рад, – промямлил я. Рука у него была мягкой идряблой, точно полуналитая грелка в форме человеческой кисти. От этой мысли мнестало тошно. Меня тошнило, что нам пришлось просить об одолжении этого мужчину,который смотрит на нас сверху вниз, а сам решил, что ему представился шансподобрать хорошенькую девушку, голосующую у шоссе в полном одиночестве, – авдруг она согласится провести часок в номере мотеля за сумму наличными, которойхватит, чтобы купить билет на автобус! Меня тошнило от сознания, что будь яодин, этот мужчина, только что подавший мне свою дряблую, горячую руку,пронесся бы мимо, даже не притормозив. Меня тошнило от сознания, что он высадитнас у поворота на Гардинер, развернется и промчится мимо нас к въезду на шоссе,даже не посмотрев, но поздравляя себя с тем, как ловко он выпутался изнеприятной ситуации. Все в нем вызывало во мне тошноту. Круглые отвислые щеки,как у свиньи, зализанные назад волосы на висках, запах его одеколона.

Какое у него право? Нет, какое у него право? Тошнотасвернулась комом в желудке, и вновь начали распускаться цветы гнева. Фары егосолидной «импалы» разрезали мрак с небрежной легкостью, а мой гнев рвалсянаружу, чтобы задушить все, что его обрамляло: ту музыку, какую, я знал, онбудет слушать, откинувшись в своем раскладном кресле, держа в руках-грелкахвечернюю газету. И шампунь для подкраски волос, которым пользуется его жена, играцию, которую, я знал, она носит, детей, всегда отсылаемых в кино, или в школу,или в летний лагерь – лишь бы отослать, – и его снобистских друзей, и пьяныевечеринки с этими друзьями.