Но его одеколон – вот что было самым невыносимым. Машинузаполнял сладкий тошнотворный запах, словно от ароматизированногодезинфицирующего средства, каким пользуются на бойнях после конца смены.

Машина мчалась сквозь тьму, и Норман Бланшетт держал рульпухлыми руками. Мягко поблескивали его наманикюренный ногти в свеченииприборной доски. Мне хотелось разбить ветровик, избавиться от этого липкогозапаха. Нет, больше! Мне хотелось спустить все стекло, высунуть голову вморозный воздух, погрузиться в свежесть холода – но я заледенел, заледенел внемой пасти моей бессловесной невыразимой ненависти.

И вот тут Нона вложила мне в руку пилочку для ногтей.

***

Когда мне было три, я заболел тяжелым гриппом, и меняпришлось положить в больницу. Пока я лежал там, мой папаша заснул с сигаретой вруке, и дом сгорел вместе с моими родителями и моим старшим братом Дрейком. Уменя есть их фотографии. Они похожи на актеров в каком-нибудь старом, 1958года, фильме ужасов «Америкен Интернейшнл», чьи лица вы не узнаете, не то чтолица звезд – скорее кто-нибудь вроде Элайши Кука Младшего, и Мары Корд ей, имальчика-актера, может быть Брендена де Уайлда.

У меня не была родственников, которые меня взяли бы, апотому меня на пять лет отправили в приют в Портленде. После чего я сталопекаемым штата. Это значит, что вас берет какая-нибудь семья и штатвыплачивает им тридцать долларов в месяц на ваше содержание. Не думаю, чтокогда-либо был опекаемый штата, который пристрастился бы к омарам. Обычно такаясупружеская пара берет двух или трех опекаемых – не потому, что их сердцапреисполняет доброта, но из деловых соображений. Они вас кормят. Берут тридцатьдолларов, которые дает им штат, и кормят вас. А раз мальчишку кормят, он можетотрабатывать свой хлеб: в хозяйстве для него всегда найдутся занятия. Вот тактридцать превращаются в сорок, пятьдесят, а то и шестьдесят пять баксов.Капитализм в применении к бездомным. Величайшая страна в мире, верно?

Фамилия моих «родителей» была Холлис, и они жили в Харлоу,через реку от Касл-Рока. У них был трехэтажный фермерский дом с четырнадцатьюкомнатами. В кухне плита топилась углем, и тепло от нее поднималось наверх, какему вздумается. В январе вы ложились спать под тремя стегаными одеялами ивсе-таки, просыпаясь утром, не сразу соображали, есть у вас ступни или нет.Только спустив их на пол и поглядев, вы убеждались, что они все-таки на месте.Миссис Холлис была толстой. Мистер Холлис был худосочен и редко прерывалмолчание. Круглый год. он носил красно-черную охотничью шапку. Дом представлялсобой хаотичное скопление громоздкой мебели, вещей, купленных на дешевыхраспродажах, подплесневевших матрасов, собак, кошек и разложенных на газетахавтомобильных запчастей. У меня было трое «братьев», все опекаемые. Знакомствомежду нами было самое шапочное – как между пассажирами междугородного автобусав трехдневной поездке.

В школе я учился хорошо, а в старших классах весной играл вбейсбол. Холлисы тявкали, чтобы я бросал это дело, но я продолжал играть, поканаши с Асом Меррилом дорожки не сошлись. А после мне расхотелось играть – лицоу меня распухло, было все в ссадинах, ну и истории, которые Бетси Молифентрассказывала направо и налево. Ну, я и ушел из команды, а Холлис подыскал дляменя работу – наливать газировку в местной аптеке.

A феврале выпускного года я сдал вступительные, экзамены вуниверситет, уплатив двенадцать долларов, которые припрятал в своем матрасе.Меня приняли с небольшой стипендией и прекрасной возможностью подрабатывать вбиблиотеке. Выражение на лицах Холлисов, когда я показал им утвержденноезаявление о финансовой помощи, остается лучшим воспоминанием моей жизни.

Один из моих «братьев» – Курт – сбежал. Я бы не смог Я былслишком пассивен, чтобы решиться на подобное. Я бы вернулся через два часа.

Последнее, что сказала мне миссис Холлис на прощание:«Присылай нам кое-что по мере возможности». Больше я ни ее, ни его не видел.Первый курс я окончил с хорошими оценками, лето проработал в библиотеке наполной ставке. В том году я послал им открытку на Рождество. Но она была первойи последней.

На втором курсе я влюбился. Это было самое чудесное из того,что когда-либо со мной случалось. Хорошенькая? Сногсшибательная. До сих пор яне могу понять, что она нашла во мне. Я даже не знаю, любила она меня или нет.Думаю, любила – вначале. А потом я превратился в привычку, от которой трудноизбавиться. Например, перестать курить или высовывать локоть в окно, когда зарулем. Некоторое время она оставалась со мной, или все дело было в тщеславии?Умный песик, ну-ка, перевернись, сидеть, апорт, принеси газетку. Чмок-чмок,спокойной ночи. Но не важно. Какое-то время была любовь, потом подобие любви, апотом – конец.

Я спал с ней два раза – оба после того, как любовьзаменилась другим. Некоторое время это подкармливало привычку. А потом онавернулась после коротких каникул на День Благодарения и сказала, что влюбиласьв Дельта-Тау-Дельту из одного с ней городка. Я попытался вернуть ее, и один разэто мне почти удалось, но она обрела что-то, чего у нее прежде не было, –перспективу.

Что бы я ни созидал все эти годы с тех пор, как пожар сожралвторосортных актеров второсортного фильма, которые когда-то были моей семьей,это все уничтожила булавка его братства.

После этого я то связывался, то развязывался стремя-четырьмя девушками, готовыми переспать со мной. Я мог бы поставить это ввину моему детству, сказать, что никогда не имел достойных сексуальныхобразцов, но оно было тут ни при чем. С ней у меня никаких затруднений не было.Возникли они, только когда она ушла из моей жизни.

Я начал побаиваться девушек – чуть-чуть. И не столько тех, скем оказывался импотентом, сколько тех, с кем у меня получалось. От них мнестановилось не по себе. Я спрашивал себя, какие сюрпризы они прячут и когдапреподнесут их мне. Покажите мне женатого мужчину или мужчину с постояннойлюбовницей, и я покажу вам мужчину, который спрашивает себя (возможно, только впредрассветные часы или днем в пятницу, когда она уходит покупать продукты):«Что она делает, когда меня нет рядом? Что она. на самом деле думает обо мне?»И наверное, чаще всего: «Какую часть меня она забрала? Сколько еще осталось?»Стоило мне задуматься над этим, и я продолжал думать и думать все время.

Я запил, и мои оценки рухнули в пике. На каникулах междусеместрами я получил письмо с предупреждением, что если в ближайшие шестьнедель они не улучшатся, стипендия в следующем семестре мне выплачиваться небудет. Я и какие-то ребята, в чьей компании я проводил время, напились вдрызг иоставались пьяными до конца каникул. В последний день мы отправились в бардак,и у меня все было тип-топ. Там было слишком темно, чтобы различать лица.

Оценки у меня остались примерно прежними. Один раз япозвонил ей и плакал в трубку. Она тоже поплакала, и я думаю, в определенномотношении ей было приятно. Я не ненавидел ее тогда. Как и теперь. Но она меняпутала. Как она меня пугала!