— А потом возгоняло наверх? — спросилТомас. — Наверное, чтобы даже так грешники не сбежали. Но тебе-то что? Этоих нечестивое колдовство.

Олег смотрел в геенну мрачно, даже огненные отблески лишьделали его мрачнее. Голос тоже был тяжелым и темным, как ночь в пещере:

— Легко все объяснять колдовством. Или неисповедимостьюпутей вашего бога. Но здесь, боюсь, в самом деле без магии не обошлось.Понимаешь,

Томас, я уже тут пробовал... Но моя магия здесь недействует, это точно. Придется идти по-людски. Где зайчиками, где лихимилисками, где волчиками, а где и муравьями проползать в щелочки...

Томас сказал, стараясь придать голосу мужественную нотку,хотя от мрачного предчувствия в низу живота начали замерзать внутренности:

— Зайчиками, лисками... Это по-людски?

— Все по-людски. Даже по-рыцарски, и то уже по-людски.Хотя скажи кому, что по-рыцарски и по-людски будет в чем-то совпадать... гм...А вообще-то нам повезло...

— В чем?

— А что выходной. У всех пьяные рожи, вилы побросали...

— Вилы?

— Трезубцы, — перевел Олег. — Никакой тебеохраны. Разболтались, нет опасности, нет противников. Только жалкие грешники,Если не шуметь, то сумеем прошмыгнуть у них под носом.

Томас сердито стискивал зубы. Это в первый год войны вСарацинии пытался везде идти под зов боевого рога, с опущенным забралом инадежным копьем в недрогнувшей руке. Таких было много, их кости и сейчас белеютв жарких песках. А он выжил, ибо в Британии воевал по-британски, а в Сарацинии— по-сарацински. Здесь, правда, не Сарациния, но кто сказал, что он неспособенучиться воинскому искусству еще и еще? Это не книги, при виде которых скулысворачивает зевотой.

Олег уже двинулся потихоньку, пригибаясь и надолго замираяза камнями. Томас дважды спотыкался так, что железный лязг сотрясал воздух какпризыв к битве, а однажды запнулся за соринку, пытался удержаться, бежал,сильно наклонившись вперед, с разбега налетел на стену, грянулся как камень измощной баллисты в склад с побитыми железными доспехами, зазвенело так, что Олегскривился и зажал уши, а Томас, еще и отброшенный ударом, рухнул на спину,покатился, гремя как сцепившиеся колесами боевые тараны.

Олег изготовился к бою, но со стороны чертей слышались толькопьяные выкрики. Осторожно выглянул, в глазах недоверие, медленно выдохнул:

— Ну, Томас, тебя в самом деле хранит Пресвятая.

Томас разбросал руки и ноги, остановив падение, прохрипел,все еще ничего не видя, кроме вспышек в глазах:

— Я знаю.

— Уши заплевала тем дурням. Совсем глухие, вороны!..Правда, мы уже далеко, могли в самом деле не услышать. Да еще когда вон тотпьяный кабан орет погромче, это они так поют... Вон тот, у которого доспех каку тебя, даже герб похожий, только хвостик льва не в ту сторону...

Томас с трудом поднялся, сел:

— Дикарь ты, сэр калика. Не знаешь, что если хвост львав другую сторону, то это не лев, а леопардовидный лев, а то и вовсельвоподобный леопард. А если хвост задран, то не лев, а леопард...

— Что лев, что леоперд, — сказал Олеггрустно, — все одно зверье. Хотя бы кто нарисовал человека.

Томас так возмутился, что сразу ощутил силы встать ипощупать меч, на месте ли:

— Кто ж на такое решится? Человека, самого что ни естьиз зверей, волен изобразить разве что сам Господь. Плохо знаешь сложные законыгеральдики, сэр калика! Это не какая-нибудь философия, это наука важная инужная в повседневной жизни.

Уже не так таясь, они быстрее бежали вдоль каменной стены.Томас берег дыхание, помалкивал, он же первым услышал хлопанье крыльев, хриплыйяростный крик. Не разворачиваясь, выхватил на бегу меч, отскочил под укрытиестены с криком:

— Олег! Сверху!!!

Калика упал как подкошенный, Томас успел увидеть, как егооткатило, словно клок травы под ударом ветра. Сверху на них обрушились толстыепотные твари. Томас люто провел по воздуху широкую блистающую дугу, лезвиевздрагивало, разрубывая плоть, но дуга получилась полная, сверху и прямо передним шлепались визжащие куски мяса, брызжущие кровью, а с неба на плато падаликрылатые мускулистые черти, все как один с нелепыми трезубцами, глаза горят,рты перекошены в жутком визге. Томас не дрогнул, лишь как можно быстрее вращалмечом, в руки хлынула радостная мощь, что просыпается лишь в сладкие мгновениякровавой битвы.

В редкие мгновения, когда поворачивался, видел, как потрое-четверо пытаются протиснуться к стене. Судя по тому, что там тожеслышались их отчаянные вопли, калика все еще держался. Меч отяжелел от выпитойкрови, Томас обливался потом, но вдруг увидел в трех шагах стену из гранита,ударил перед собой еще крест-накрест, и стену увидел почти целиком. Перед ниморал и тыкал в него трезубцом толстый черт с отвисшим брюхом. Томас без трудадостал его в голову, и с изумлением понял, что в глазах уже не рябит отярко-красных тел, волосатых крыльев, оскаленных морд. Эти морды лежали в лужахкрови по всей площадке.

В стороне раздался вопль, превратился в хрип, и Олег, преждечем перешагнуть через труп, брезгливо вытер залитый кровью посох. Лицо его былосуровое:

— Твари...

— Мы отбились снова! — вскрикнул Томас ликующе.

Калика взглянул исподлобья, отвернулся, долго смотрел всторону злобно чернеющих гор. Тучи двигались так низко, что задевали брюхом, итогда вспыхивали короткие злые искры, словно камнем чиркали по железу.

— Это было просто.

— Просто? — обиделся Томас. — Мы спина кспине против тысячи вдвоем!.. Ну, пусть не тысячи. Все-таки черти!

— Разжирели, — бросил Олег брезгливо. — Этоне воины. Лет тысячу не дрались! А грешников не пущать из котлов — много ли умаи воинской сноровки?. Боюсь, сэр Томас, эти были посланы только обнаружить...

— И кто придет следом?

— Тот, кто покрепче.

Над дальними горами вспыхнуло зловещее зарево. Одна извершин раскололась, оттуда вырвался столб огня и дыма. Как тесто из квашниполезла через край красная лава. Низкие тучи вспыхнули, подсвеченные снизубагровым, там завертелись массы, свиваясь в чудовищный жгут, двигались всебыстрее и быстрее, а в центре воронки Томасу почудился мелькнувший глаз,огромный и полный нечеловеческой злобы.

— Ого, — сказал калика, и Томас понял по егодрогнувшему голосу, что отшельник тоже заметил чудовищный смерч, — это ужеза нами...

Он пятился, не отрывая глаз от дальнего неба. Томаспорывался пуститься бегом, но с тоской и страхом чувствовал, что не убежишь,догонит и сомнет как бог черепаху. Калика, бледный и напряженный, как тетивалука перед выстрелом, судорожно шарил взглядом то по небу, то у себя подногами. Пальцы щупали стену, словно пытался вжаться, войти в камень, укрытьсявнутри скалы.