Калика раздраженно отмахнулся:

— Отдельные случаи! Надо систему менять.

Прошли плато, Томас оглянулся. Отсюда видно было как темноестрашное небо расцвечивают огненные капли. Их было так много, что казалосьбудто идет огненный дождь. В оранжевых сполохах мрачно выступали скалы, мертвыекамни, но от ударов с неба лопались, обращались в пыль.

Томас покачал головой:

— Пусть даже отдельные. Но когда их так много, то...это уже, можно сказать, целый полк. А что среди них есть и узкоглазые риши,чернокожие каки, желтомордые сарты — так это ж просто люди бьются плечо к плечус нелюдством! Не дожидаясь, пока явится кто-то шибко умный и заменит всюсистему, как ты говоришь!

Олег морщился, в словах рыцаря своя правда, но с другойстороны эти спасатели замедляют приход нового учения. Так бы сразу стало видновсе дыры, глупость, нелепость, несовременность порядков потустороннего мира.

Воздух стал намного суше, теплее, в душе шевельнулосьнедоброе предчувствие. Как бы впереди не оказалось то самое огненное озеро...

Томас тоже ощутил нарастающую сухость, запах серы. Ветерстал горячим как самум пустыни. Всюду торчали голые камни с округленнымикраями, будто уже сотни лет ветер дует только в одну сторону.

Олег шел, слегка наклонившись вперед, одолевая встречныйнапор. Томас тоже чувствовал, что продавливается сквозь горячую стену воздуха,но в железе шагать легче... или тяжелее?.. Олег не успевал взмокнуть от жара,как ветер высушивал кожу, а тут под доспехами вязаную рубашку хоть выжимай

Глаза щипало, сквозь мутную пелену видел, как Олег взобралсяна гребень, упал среди камней. На подгибающихся ногах Томас доковылял, рухнулрядом. Горячий воздух бросался в лицо не только спереди, но и как бы снизу...

Голова его почти свисала над краем пропасти. Другой крайугадывался в дрожащем от жары воздухе не ближе, чем за милю. Это было похоже нагигантский котел, вырубленный в горах. Далеко внизу кипела и клокотала багроваялава. Коричневая корка лопалась, выстреливали оранжевые струи огня, заливалилаву, быстро желтея, превращаясь в пурпур, остывая до багрового, но оранжевыеязыки раскаленного метала выплескивались повсюду. Темные комочки шлака плавалиредкими островками. Вся поверхность бурлила, кипела, взрывалась фонтанчикамираскаленного почти добела тяжелого огня.

— Что это? — спросил Олег.

Томас подумал, порылся в памяти, рассказах прелата, забавныхслучаях, что рассказывали воины на привалах, ответил уверенно:

— Геенна.

— Это здесь... ваши души греются?

Томас ответил с достоинством:

— Только нагрешившие.

— Ну-ну... Только что-то пусто. Здесь же должно бытьвсе крестоносное войско, вся Британия, да и весь христианский мир...

Томас прервал:

— Что-то ты недопонимаешь в нашем мире, сэр язычник! Неможет же душа разорваться сразу в сто мест? Ежели кто-то большелжесвидетельствовал, чем воровал, то он сейчас в другом месте лижет раскаленнуюсковороду, а ежели подкалывал праведного христианина нечестивыми шуточками, товозле дворца самого Сатаны корчится на колу...

Олег буркнул:

— Все понятно, можешь не продолжать. Все равно непойму, почему здесь ни одного?

Томас улыбнулся с чувством полнейшего превосходства надязычником, который всю дорогу тыкал его носом в то, что считал очевидным, аздесь не понимает простейших вещей, известных ребенку:

— Вчера был страстной четверг!

Он вытер пот, чтобы лучше видеть непонимающее лицовсезнающего отшельника. Тот сердито подвигал бровями:

— Да плевать на ваши календари. Ну и что?

— Как что? — сказал Томас с расстановкой. —Ты еще не понимаешь?

— Нет, — ответил Олег раздраженно.

Томас сказал сожалеюще:

— Что дикость с людьми делает... Так с виду вполнечеловек, хоть зарос и на ушах висит. А такого не знает! Да, пора тебя крестить,сэр калика. Конечно, эпитимию сперва за грехи накладут, но ты не тревожьсяособенно, я похлопочу, чтобы полегче. Так, лет сто в каменоломне камни тесатьна храм Божий, зубочисткой лес валить или поклоны бить Николаю-угоднику... Апотом будешь знать все, как и то, что от Страстного Четверга по самую Троицувсе грешники в аду освобождаются от мук.

Олег, который в продолжении торжествующей речи рыцаря едвасдерживался, чтобы не дать ему по шее, чтобы рухнул в геенну, и тем самымпроверить, в самом ли деле не сгорит от четверга до троицы, сейчас спросил снепониманием:

— Почему?

— Не знаешь? Эх ты, а еще в пещерах сидел! Нашапремилосердная Пречистая Дева упросила Господа, чтобы хоть на это времягрешники освобождались от мук.

В зеленых глазах калики все еще стояло недоумение:

— А зачем?

Томас подумал, сдвинул железными плечами:

— Чтобы отвыкли. А то притерпятся!. Человек по всемупривыкает. А после Троицы опять в огонь, тогда-то и начнутся вопли...

Он злорадно засмеялся, потер ладони. Правда, оставаласьжалость, что не узрит Гудвина, тот явно тут сидит, больно паленым пахло, но всеравно приятно, что столько народу здесь, а другие грешники еще и расширяютгеенну, пополнение ожидается. Больно милосердным Господь кажется иной раз, еслипослушать монахов, но если смотреть отсюда, то как раз такой, какой надобенбелому свету.

— А-а-а-а, — наконец понял Олег, — перенеслис субботы на четверг!

— Что перенесли?

— В иудейском аду от мук освобождают посубботам, — объяснил калика, — у них по субботам нельзя ничегоделать, а в этом филиале...

правила меняют применительно к местным условиям...

Томас на всякий случай насупил брови, чувствовал непочтение,калика слишком часто упирает на то, что их ад, как и рай, всего лишь выплескииз иудейских. Колонии, так сказать.

Он заметил, что Олег хмурится, сдвигает брови. В зеленыхглазах тревога стала заметнее. Он посматривал то на небо, багровое какподвешенная туша в мясной лавке, то вытягивал руку, щупал раскаленный воздух.Томас спросил с самодовольством владетельного государя:

— Что-то не так с геенной?

— Да этот ветер, — сказал Олег с досадливымнедоумением. — Черт, ничего не пойму!

— Да что не так?

— Не в ту сторону, — ответил калика зло.

Томас повертел головой.

— Ты даже знаешь, — сказал онсаркастически, — откуда ветер дует в аду?

— Я знаю, — огрызнулся Олег, — как дует припожаре! Горячий воздух поднимается вверх, а при этой жаре должна быть такаямогучая тяга... всякого бы в радиусе версты вместе с холодным воздухом заносилобы в геенну. Вместе с чертями.