— Я что, спорю? — поморщилась Женька. —Конечно, обязаны, только давай не будем торопиться и как следует осмотримся.

— Давай, — согласилась я, и мы немного посидели натравке, оглядываясь.

Не похоже, чтобы поблизости, кроме комаров, водились ещекакие-нибудь живые существа.

— Пойдем, что ли? — вздохнула подружка, и мынаправились в глубь острова. Трава здесь не была особо высокой, и Колины следымы вскоре потеряли.

Я немного порыскала вокруг, пытаясь отыскать их, но безтолку. — Тропинка, — вновь перешла на шепот Женька. Следы она неискала, а просто отошла метров на двадцать в сторону от меня и теперь стояла срастерянным видом. Я приблизилась и действительно увидела тропинку. Не сказать,что ею часто пользовались, однако и сомнений в том, что это тропа, тоже невозникало. — Пойдем? — предложила Женька, и мы пошли.

Где-то через полкилометра тропа раздвоилась. Мы постояли сумным видом и решили идти направо. Вскоре мы уперлись в заросли, плотной стенойразросшиеся на несколько метров, однако в зарослях был проход, туда и велатропинка. Женька забежала вперед, раздвинула ветки, сделала с десяток шагов изаорала так, что я, ни секунды не колеблясь, бросилась оттуда со всех ног.Когда я выскочила из зарослей, выяснилось, что Женька по непонятной причине всееще там. Это напугало меня больше ее крика, но тут она позвала:

— Анфиса… — А я приободрилась, потом устыдилась и вновьполезла в заросли, пообещав доставить себе удовольствие и отвесить подружкехороший подзатыльник.

Женька сидела на земле, опершись на руки, спиной ко мне, исо вздохом изрекла:

— Кто ж до такого додумался?

Решив беречь себя от стрессов, я осторожно приблизилась,раздвинула ветки и собралась заорать, но так как Женька сделала подобноераньше, надобность в этом отпала, и я просто стояла, дыша ртом и пытаясьответить на ее вопрос: кто до такого додумался?

В центре небольшой полянки, вокруг которой сплошной стенойросли высокие кусты, стоял столб, врытый в землю. В верхней части столба,обращенной к нам, была вырезана жуткая физиономия, работа грубая и сама по себеособого впечатления не производящая. Чуть ниже висела маска, сделанная из кускакоры и жутко размалеванная. к ней были прицеплены длинные разноцветные полоскиткани.

Вокруг столба на вбитых в землю кольях висели тушки птиц, восновном ворон и сорок. Я насчитала двадцать штук. Деревянный идол был вымазанчем-то, подозрительно напоминающим кровь. Если б не несчастные птицы,подвешенные кто за крыло, кто за лапку, представшее нашим очам зрелище скореебы вызвало мысль о детях, которым пришла охота поиграть в таинственный остров,дикое африканское племя и прочее в том же духе. Однако общий вид наводил намысль о шизофрении, а отнюдь не о детских фантазиях.

Женька наконец-то поднялась с земли, и мы вдвоемприблизились к деревянному идолу.

— Это Кукуй? — спросила она, я пожала плечами,оглядела столб и с уверенностью заявила:

— Он стоит здесь недавно, может, год, может, два. Но небольше.

— Откуда тебе знать такие вещи? — нахмуриласьЖенька.

— Дерево гниет в земле, а это совсем новехонько.

— Неужто кто-то решил возродить древний культ и с этойцелью установил здесь данное убожество?

— Какой древний культ? — поморщилась я. —Чтобы восстановить что-то, надо по крайней мере знать, как это выгляделораньше. Об идолопоклонстве у славян толком ничего не известно.

— Ты точно знаешь? Анфиса, я тебя безмерно уважаю, нообразование у тебя экономическое…

— А что твое образование?

— Ну… я себя никогда особо не утруждала… Потомвлюбилась, потом он мне разонравился…

— Кто?

— Антон. Я тебе не рассказывала?

— При чем здесь Антон? — начала злиться я.

— При том, что мы сходились, расходились, и я былаочень увлечена этим, и основные дисциплины… как бы это выразиться… не очень-томеня волновали. Я оказалась заядлой троечницей. Славяне были белокурыми икак-то раз прибили щит к воротам Царьграда. Это все, что мне известно опредках. А тебе?

— Мне чуть больше, — вздохнула я. — Но всеравно, восстановить культ невозможно, раз нет письменных источников, молитв,например, или священных книг, как Библия или Коран. Зато культ можно придуматьзаново.

— Вот-вот, какой-то шизик занялся этим и поставил здесьэтого урода…

— А потом принялся убивать людей, чтоб сохранитьналичие здесь данного урода в тайне?

— Убивать — это еще вилами на воде. Мы не знаем, ктоубил, за что убил… Слушай, давай выбираться отсюда, у меня от этого страшилищаголова болеть начинает, вон глазищи-то вылупил.

Я с Женькой была согласна: находиться в новоявленном капищеудовольствие ниже среднего. Покидая заросли, я почувствовала что-то вродеразочарования. Я-то надеялась обнаружить разгадку всех тайн, а вместо этогодеревянный болван и несчастные птички и, главное, — никакого намека, каквсе это связано с происходящим в Липатове.

— Но ведь Коля зачем-то приезжал сюда? — подумалая вслух.

— Значит, здесь было что-то, указывающее на еголичность. Он не хотел, чтоб его уличили в поклонении идолу поганому, изаблаговременно принял меры.

Между тем мы вернулись к развилке и теперь отправились подругой тропе.

Через некоторое время она вывела нас к навесу, покоящемусяна четырех столбах, посередине стояли стол и две скамьи. Слева осколкистеклянной посуды, какой-то мусор, дальше навес пониже, три колышка с длиннымицепями и с ошейниками на концах цепей. Женька испуганно замерла, приглядываяськ ним, затем подобрала один ошейник и примерила на свою шею, после чегопрошептала:

— Анфиса, здесь держали пленников. Возможно, ихприносили в жертву.

Но я с выводами не торопилась, присела на корточках,разглядывая находку.

— Собак здесь держали, — вздохнула я. — Вон имиски валяются.. Одного ошейника не хватает, цепь порвана..

— Собачка убежала? — сообразила Женька.

— Скорее всего именно она наводила ужас на Липатове.

— И вы повстречали ее с Василием Ивановичем.

— Бедный пес, — вздохнула я. — Носился поболоту несчастный и голодный.

— Вот-вот, несчастный, — скривилась Женька, —оттого и сожрал Горемыкина.

— Никого он не сожрал.