от Вестфалии. В этой зоне Харденберг назначил губернатором барона фон Финке, который одновременно выполнял функции губернатора на соседней прусской территории. Хотя Финке приходилось считаться с двумя господами – прусским правительством и ЦАС, – он знал, который из двух господ важнее, поэтому управлял обеими территориями как одной. Меттерних не настаивал на гарантиях для карликовых государств севера. Он ничего не смог бы для них сделать, даже если бы хотел этого. Три герцогства Анхальта, естественно, превратились в сателлитов Пруссии. Судьбой Липпе-Детмолда и Шаумбург-Липпе, двух курфюршеств, расположенных в среднем течении Вислы, а также Вальдека в верхнем Руре должны были распорядиться в ходе окончательного урегулирования своих территориальных претензий Пруссия и Ганновер. Как бы Меттерних ни дорожил своими принципами, Австрия имела в этих карликовых государствах столько же стратегических интересов, сколько Харденберг в Южной Германии, где еще сохранялись у власти два ответвления династии Гогенцоллернов. Местное население же пока еще мало заботилось о своих законных правах.

Далее на севере, на побережье Северного и Балтийского морей, где на горизонте маячили британские фрегаты и где соприкасались германский и датский интересы, дипломатии Меттерниха противостояли не какие-то там гипотетические акции губернаторов Штейна, но реальные русские и шведские армии. Ситуация с двумя герцогствами Мекленбурга не особенно отличалась от той, что была в Саксе-Веймаре, разве что она тянулась дольше. Узнав, что августовский конституционный план Штейна решил их судьбу в пользу Пруссии, оба герцогства стали настаивать на гарантиях своего суверенитета, в чем барон им отказывал. Конечно, Меттерних, опираясь на поддержку Александра, смог бы урезонить Штейна, но в районе, который контролировала русская армия, царь не видел оснований для того, чтобы брать на себя какие-либо обязательства. Ему было достаточно здесь просто пресечь деятельность ведомства Штейна и заслужить благодарность своих кузенов-герцогов за возможность пользоваться независимостью. Поэтому герцоги вовсе не подписывали с союзниками договоров, хотя те обращались с ними так, словно эти договоры подписаны. В отношении восстановления владений на побережье Северного моря другого царского кузена, герцога Ольденбургского, Меттерних проявлял крайнюю осторожность. Он мало что мог сделать в условиях, когда русские войска наводнили Северогерманскую равнину. Еще меньше его радовали действия русских в отношении Бремена, большого морского порта, соседствовавшего с Ольденбургом. Сюда вошли войска генерала барона Карла фон Тетенборна, который без консультаций со Штейном объявил город независимым. Меттерних, возможно, и порадовался бы в связи с замешательством Штейна, выразившимся слишком явно в невнятном и запоздалом одобрении акта о провозглашении независимости Бремена, однако австрийскому министру доставило мало удовольствия обнаружить, что влияние Вены на севере устраивало не столько Штейна или Харденберга, сколько Александра.

К этому дискомфорту следовало бы прибавить и тот факт, что Меттерних все еще не добился позитивных перемен в Саксонии и Польше, которые оставались под жестким контролем России. Не обманывался он и насчет тех территорий, где имел влияние. Возможно, своими успехами там он и не был обязан активной поддержке Александра, но они были достигнуты не без разрешения царя. И все же Меттерних сохранил суверенитет наиболее значимых государств, он получил доказательства доброй воли большинства их правителей. Поскольку оккупационные власти не имели контроля над этими территориями, австрийский министр был уверен, что князья будут держать право распоряжаться собственными вооруженными силами в своих руках.

В этих рамках и в соответствии с этими принципами Меттерних стремился вместе с союзниками мобилизовать военный потенциал третьей Германии. Чем сильнее были армии германских государств, чем больше было воинских контингентов курфюршеств, правители которых обращались за советами к Вене, тем слабее становились армии соперников Австрии. Вот почему при разработке статей союзнических соглашений, касающихся военных проблем, Меттерних и Биндер не считали себя адвокатами тех государств Рейнского союза, которые стремились обеспечить свою безопасность приобретением наиболее выгодных условий. Австрийские деятели выступали скорее советниками, пытавшимися убедить князей принести возможно большие жертвы для общего дела или того, что подразумевалось под этим общим делом.

Главный урок, который Меттерних вынес из продолжительных и изнурительных переговоров, состоял в том, что его клиенты не испытывали к нему большой благодарности. Большинство из них не собирались выходить из Рейнского союза с его осязаемым военным бременем только для того, чтобы взвалить на себя обязанности нести военную ношу уже под другим знаменем. Они воспринимали любую просьбу о сотрудничестве как покушение на свой суверенитет. Как до подписания союзнических соглашений, так и долгое время после этого они добивались облегчения требуемых от них финансовых и военных обязательств. Они саботировали формирование народной милиции по образцу прусского ландштурма или добровольческих легионов, которые создавал Штейн на оккупированных территориях. Они сопротивлялись выполнению любых распоряжений по размещению на их территории войск или административного персонала из других государств или ведомства Штейна. Тот самый эгоизм, который столь умилял Меттерниха, когда речь шла о государствах среднего уровня, на который он мог положиться в случае необходимости увода их из коалиции, доставлял также неудобства и разочарования. Он впервые столкнулся здесь с дилеммой, на разрешение которой ушло десятилетие: каким образом убедить эти государства добровольно делать то, что их нельзя было заставить делать из-за опасений, что им придется подчиниться чужой воле.

Теперь у Меттерниха было преимущество, которое вряд ли появилось когда-либо еще. Речь идет о том, что Штейн, Харденберг и Александр добивались присоединения германских государств к коалиции с еще большим рвением, чем австрийский министр. Действуя согласованно, как никогда прежде, что было вызвано главным образом общим профессиональным взглядом на военные проблемы, присущим Шварценбергу и графу Иосифу Радецки – от Австрии, барону Людвигу фон Вольцогену – от России и Гнейзенау – от Пруссии, – три стороны сумели добиться от суверенов серьезных вложений на военные цели в обмен на гарантии независимости и территориальной целостности их государств. Союзнические соглашения, как уже упоминалось, предусматривали участие всех германских государств «в общей для всей Германии военной системе». Исключение составляли Бавария, Вюртемберг и Ганновер, но и они вместе с Пруссией и Австрией включились в эту систему. От всех государств требовались финансовые взносы пропорционально их обычным годовым бюджетам, а также поставки военных контингентов численностью вдвое большей, чем при Наполеоне. Численность линейных войск должна была составлять 2 процента от численности всего населения курфюршеств. Равной численности должны были быть формирования ландвера и еще большей – отряды ландштурма или национальной гвардии. Для удобства командования и использования в боевых действиях воинские контингенты германских государств были сведены в корпуса и приданы уже существовавшим союзным армиям. Бавария, Вюртемберг и Гессен-Кассель выделяли для союзников по отдельному корпусу. Другие государства комбинировали свои войска таким образом, чтобы сформировать пять корпусов, каждый