И ничего не увидел. Совсем. Коридор исчез, вокруг клубились,струились, завивались тяжелыми спиралями непонятные потоки – то ли дыма, то линеведомой жидкости, что-то пронеслось сквозь его тело, словно порыв ветрасквозь решето, в глазах помутнело окончательно, непонятная тяжесть на мигпригнула к земле…

Послышалось чирканье спички, вновь вспыхнул фонарь. Вокругснова были каменные стены, покрытые плесенью и мхом. Та же дверь, тот же засов.

– И что теперь? – спросила Мара, судя по тону, нималоне потерявшая самообладания.

– Все, – ответил Леверлин просто.

Он подошел к двери, одним движением открыл хорошо смазанныйзасов, поманил их.

За дверью не было ни комнаты, сквозь которую они только чтопрошли, ни самого домика. В лицо им пахнуло ночной прохладой, они стояли внебольшом искусственном гроте, и в проеме на ночном небе виднелись звезды.

А уардах в двадцати от них возвышался прекрасно знакомыйСварогу королевский дворец в Равене – высокие острые крыши над верхушкамисосен, Башня Звездочетов слева… Он даже узнал это место в парке: поблизостидолжна стоять позеленевшая от времени медная статуя Эльгара Великого, где-тонеподалеку и фонтан…

Из гордости он не пустился в расспросы немедленно, ноЛеверлин, должно быть, прекрасно понимавший его состояние, тут же пояснил:

– Вот так и выглядит коротенький кусочек Древних Дорог, накоторый нам чисто случайно посчастливилось наткнуться…

Сварог отложил в памяти это «нам» – у него и раньше имелиськое-какие вопросы к боевому товарищу, которые вспомнились вновь. Тем временемЛеверлин, достав свисток, прошил ночной воздух пронзительной трелью. К немумоментально кинулся бесшумно возникший из ближайших кустов человек в ливрее,что-то кратко сообщил на ухо. Даже в ночной тьме Сварог разглядел, какое устарого друга озабоченное и горестное лицо.

– Пойдемте, – сказал Леверлин, кивком отпускаялакея. – Времени совсем мало…

В обширной комнате все три высоких окна были распахнутынастежь, но все равно в ноздри навязчиво лез тот неопределимый запах, чтосвойствен тяжким болезням. К нему примешивалась и острая, резкая вонь –это в жаровне у изголовья густо дымили какие-то корешки, и лейб-медик в простомхолщовом балахоне с закатанными рукавами с помощью небольших мехов непрестанногнал этот дым на лежащего короля. У изголовья неподвижно – руки на коленях,фигура напряжена – сидел невысокий человек с грубым, некрасивым лицом тупогозолотаря или деревенского дурачка. При одном взгляде на него с трудом верилось,что он способен хотя бы сложить в уме один и два, но, судя по вицмундирукоронного министра (более высоких чинов на земле попросту не имелось) и потому, что он был здесь единственным посторонним (лекари, конечно же, не всчет), человек это был не простой и отнюдь не глупый – дураков и примитивовКонгер возле себя не держал…

Свет давала одна-единственная карбамильская лампа, горевшаяу самого изголовья, так что комната тонула во мраке, но Сварог и такчувствовал, что никто не прячется по углам, не подслушивает за портьерами. Ещена лестницах и в коридорах, когда Леверлин уверенно вел его в покои смертельнобольного короля, он видел, что это крыло дворца прямо-таки набитостражей, – повсюду, в три ряда перегораживая дорогу, стояли СиниеМушкетеры и ликторы в цивильном с оружием на изготовку, а в парке верхамирасположились конные гвардейцы, дворец был набит войсками вплоть до головорезовадмирала Амонда из морской пехоты, в большинстве своем по собственному желаниювыдернутых с каторги, дабы искупить лихой службой пожизненные или просто астрономическиесроки…

– Уйдите все, – раздался слабый голос. –Коновалы – тоже.

Человек в мундире коронного министра встал первым, проходямимо Сварога, легонько кивнул ему с видом старого знакомого, хотя Сварог мог быпоклясться, что видит его впервые в жизни. Вышел на цыпочках. Следомзаторопились лекари. Последними комнату покинули Леверлин с Марой.

– Подойдите сюда, лорд Сварог.

Сварог подошел, повинуясь слабому жесту иссохшейся руки,опустился в кресло, с которого только что встал министр. И постарался придатьсвоему лицу безразличие, насколько удалось, – человек в постели былстрашен…

Кто-то несведущий наверняка не поверил бы, что этотобтянутый желтоватой кожей скелет совсем недавно звался королем КонгеромУжасным. Не было грозного короля, да и человека, собственно, уже не было. Быламумия, которая как-то еще ухитрялась двигать головой, глазами, открывать рот ипроизносить членораздельные слова… Сварог так и не отыскал в душе жалости –тот, в постели, уже пребывал по ту сторону нормальных человеческих эмоций, нетолько жалости не вызывал, но даже и отвращения…

– Мы так и не успели познакомиться в… прежниевремена, – сказал Конгер, едва заметно шевеля совершенно прозрачнымигубами. – Впрочем, для сожалений нет ни места, ни времени… Лорд Сварог, ябуду краток. Я хочу оставить королевство вам. Законных наследников нет. ЗаАрталетту я боюсь, ее попросту убьют, передай я корону ей… Есть ещедевятнадцать человек обоего пола – всякие там троюродные племянники моегодеда и двоюродные братья тетушки брата моего дяди, которые в условияхбезвластия и смуты могут собрать кое-какие силы и претендовать на престол… ноэту компанию мы с вами успеем отправить к праотцам, пока не развязали хаоса…Вас я знаю плохо, главным образом по… той истории. Говорят о вас много иразное, но одно я для себя уяснил накрепко: вы никогда не пойдете на мировую соЗлом. С той вполне конкретной, материальной фигурой, которая… ну, вы знаете. Выс ним виделись. Я, представьте, тоже. Удостоился, ага… Одно непременноеусловие: берегите Арталетту. Если вы ее обидите, я приду оттуда и постараюсьдотянуться до вашей глотки… Поклянитесь богом.

– Богом клянусь, – сказал Сварог спокойно.

Как и в прошлый раз, во время беседы с нагрянувшими в Готарглэрдами, он не чувствовал ни удивления, ни радости. Снова в голове роилисьисключительно практичные, крестьянские мысли: армия, военный флот, выход кморю, малоземельные крестьяне и безземельные ронины для Трех Королевств,полиция и разведка…

– Вам меня жаль? – спросил вдруг Конгер.

– Я вам сочувствую, как любому на вашем месте, –ответил Сварог, почти не думая. – Но жалеть… Я вас практически незнаю, нельзя сказать, что вы мне близки…

– Прекрасно, – сказал умирающий, растянув губы в слабомподобии улыбки. – Просто прекрасно, что вы не сюсюкаете, а говорите всекак есть… Лорд Сварог, мне не нужен на моем престоле романтик или идеалист… авы ведь, по слухам, не из таких? После тирана ни в коем случае нельзя отпускатьвожжи, ослаблять хватку, понимаете? Хотя бы в первое время, но вам предстоитвешать и рубить головы, даже если вы не хотите. Если вы дадите в первое времяхоть малейшую слабину, если дрогнете – начнется разброд. Мои подданные, отпоследнего посконника до коронного министра, должны чувствовать на горле все туже железную перчатку… Потом, когда вы обживетесь, когда создадите свой механизм,возьмете все нити… о, тогда можете поиграть в вольности и послабления, ноопять-таки с большим разбором и оглядкой. Люди не ценят тех, кто дает имвольности и свободы, полагая такие поступки проявлениями слабости. Затожестокие короли им близки и, что важнее, понятны… Нельзя играть в доброту теперь,когда к нам опять нагрянула в гости… Вы слышали что-нибудь про Багряную Звезду?