Сварог резко повернулся в ту сторону. В полумраке явственновиделось лазурное облачко, словно бледный кусочек неба, проступающий сквозьхмурящиеся грозовые тучи, казалось, можно различить уже светлые прямые волосы,красивое тонкое лицо, словно бы чуть изможденное или невероятно усталое…

– Это та, про кого я думаю? – спросил Конгер громко.

– Кажется, да, – твердо сказал Сварог.

– Ко мне! – неожиданно сильным, звонким голосом крикнулумирающий король так, что Сварог невольно отшатнулся. – Все ко мне!Монахов, священников, министра двора!

…Сам Сварог, голый и вымазанный кровью, которой его то идело поливал из золотой миски какой-то раззолоченный болван с невыносимо гордойфизиономией, чувствовал себя неуютно и неловко – он лежал меж широкораздвинутых ног Конгера, тоже голого, громко стонавшего наподобие роженицы (нанего тоже лили кровь, залившую промежность), и все это действо происходило вогромном зале, где им с королем оставался лишь крохотный кусочек свободногопространства, а все остальное заполняли усыпанные самоцветами, одетые в бархати шелка министры, генералы, сановники и титулованная знать. Все, как один,стояли навытяжку, смирнехонько, лица у них были невыносимо серьезные, гордые,значительные. Сварог прикрыл глаза – хорошо еще, что старинный обычайусыновления не требовал от него самого орать и хныкать (бывают ведь упрямыемладенцы, не орут, появляясь на свет, хоть ты их режь).

Над самым ухом прошелестел требовательный шепот. Четверкалейб-медиков – на сей раз не в холщовых балахонах, а в богатых вицмундирах ичерных шапочках Сословия Чаши и Ланцета – тут же придвинулась с разных сторон,подхватила Сварога на руки и подняла повыше, показывая присутствующим. Один,паскуда, рукой в тонкой замшевой перчатке бесцеремонно ухватил Сварогову мужскуюгордость – он играл свою роль с величайшим рвением, притворяясь, что вдумчивоисследует пол новорожденного дитяти. Именно он и завопил мгновением спустя:

– У короля сын, благородные господа и дамы! У короля – сын,сын, сын! В согласии с пожеланиями его величества нарекается Сварог Барг!

Хуже всего было красоваться в этаком вот виде переддамами, – но Сварог терпел, поднятый на вытянутых руках четверки как можновыше, думал раздраженно: «Как бы не уронили, черти, сломать себе ничего и несломаешь, но все равно конфуза не оберешься…»

Потом его опустили пониже, старательно принялисьзаворачивать в синюю мантию, расшитую золотыми геральдическими лилиями Баргов.Хорошо еще, что роль несмышленого младенчика, только что явившегося на светбожий, на этом и заканчивалась. Подчиняясь тому же требовательному шепоту,Сварог встал на собственные ноги, кутаясь в мантию и стараясь не встретитьсявзглядом ни с кем из присутствующих, прекрасно зная, что стоявшая где-то втолпе Мара по своему обыкновению не обойдется без подначек и шуточек.

Кто-то охнул у него за плечом. Сварог опустил глаза.

Глаза Конгера гасли, словно он больше не мог держаться. Изорта широкой лентой хлынула кровь, удивительно алая и обильная. В гробовойтишине торопливо расступались блиставшие самоцветами сановники, разодетые дамыи увешанные орденами генералы – по образовавшемуся проходу бесшумно скользила…

Она осталась в точности такой, какой Сварог ее видел впоследний раз в зыбком рассветном полусумраке, в заброшенной избушке где-топосреди Ямурлака, – тоненькая, в синем балахоне, со струившимися из-подкапюшона светлыми прядями. Гибко склонилась над Конгером, легонько прикоснуласькончиками пальцев к его лбу, выпрямилась, прошла назад той же дорогой, междалеко раздавшихся придворных, военных и чиновного народа. Проходя мимоСварога, бросила на него мимолетный взгляд, бледно, печально улыбнулась, словнобы извиняясь перед новым хозяином дворца за визит без дозволения, – иЛазурная Дева, фея смерти, стала таять, растворяться, исчезать, не замедляяшага. Еще миг – и ее уже не было посреди широкого пустого пространства.

Казалось, прошли долгие часы, прежде чем кто-то зычновозгласил посреди мертвой тишины:

– Король умер! Умер король!

И тут же кто-то раззолоченный, суетливый, бряцавшийорденами, лучившийся фальшивым сочувствием и фальшивым воодушевлением,опрометью кинулся к Сварогу от колонны – стремясь опередить других, кинувшихсявдогонку, хлынувших со всех сторон, наперерез, толкаясь, злобно пихаясьлоктями. И опередил-таки, шустрый. Крепко схватив Сварога за мантию,обернувшись к наседавшей толпе, уже непритворно сходя с ума от радости, дажеприплясывая, заорал что было мочи:

– Да здравствует король!!! Да здравствует король, СварогБарг!!!

И носить ему теперь до смерти почетнейшее придворное званиеКоролевского Возвестителя, проныре этакому…

Он возвышался над собравшимися в громадном зале – как иполагалось королям. Десяток длиннейших столов тянулись на всю протяженность зала,а вот перпендикулярно к ним, на особом возвышении, куда вели целых семьступенек, как раз и помещался королевский стол, рассчитанный всего-то человекна двадцать. Гвардейцы у ступенек, гвардейцы по всей длине помоста, гвардейцыза спиной, у стены, две дюжины ливрейных лакеев, напряженно застывших нарасстоянии вытянутой руки от пирующего с верными сподвижниками короля,церемониальная гербовая посуда, вся отлитая из золота, массивная, старинная,поразительное количество разнообразнейших яств и питий, способное утолить голоди жажду у драгунской роты…

Даже неудобно было чуточку оттого, что за этим богатейшимдастарханом восседали всего пятеро, считая Сварога. Он загодя, через министрадвора, передал Арталетте, что желает видеть за почетным столом и ее, но министрвернулся, разводя руками: герцогиня Барг вежливо, но решительно ответила, чтоне чувствует себя вправе сидеть на королевском помосте, особенно в стольторжественный день… Гадать о причинах отказа у Сварога не было ни времени, нижелания, он попросту махнул рукой – и ограничился четверкой сподвижников.Чтобы увидевшая рядом с ним этих людей дворцовая публика заранее поняла, ктоесть кто. Он позвал бы и Леверлина, но тот еще не вернулся из Глана.

Так что, согласно известной поговорке, компания была небольшая,но очень порядочная: Бони в королевской короне, аксамитах и парче; бывшийворишка Паколет во всем великолепии герцога и барона; Мара в самом роскошномплатье, какое только мог измыслить лейб-портной (принявший ее за обыкновеннуюфаворитку нового монарха и потому, не мудрствуя лукаво, прибегнувший к массекружев, брильянтов и атласных лент); Элкон в неизменных золотых очках, одетыйдорого, но скромно, как и подобает ученому книжнику.

Первое время Сварог, выставленный на всеобщее обозрение,чувствовал себя обезьяной в зоопарке, но потом это прошло – на него особенно ине таращились, предпочитая пить и есть в три глотки. Коронационный ужин –событие редкостное, на столы в этот торжественный день приносят множество блюд,которые так и именуются: «яства коронации». В другие дни, какими быпраздничными они ни были, такого не отведаешь. Так что почтеннейшая публикаспешила всего попробовать, чтобы было потом чем хвастать. Что до короля, онпредставляет значительно меньший интерес: никуда не денется, строго говоря, такна престоле и останется, его еще можно будет повидать сто раз, а вот такой еды,быть может, второй раз в жизни уже и не попробуешь…