В каком-то смысле Эдди уже заболевал; им обоимнездоровилось. По уголкам губ у Эдди высыпала лихорадка, кожа покрыласьшелушащимися пятнами. Роланд же чувствовал, что у него начинают шататься зубы,а кожа между пальцами на руках и ногах начала трескаться и кровоточить. У нихбыло, что есть, но изо дня в день они ели одно и то же. Какое-то время онисмогут еще продержаться, но в конце концов они наверняка загнуться, точно также, как если б у них вообще не было никакой еды.

Идем по суше, а страдаем от цинги, моряцкой хвори, подумалРоланд. Вот так вот. Просто смех. Нам нужны фрукты. И зелень.

Эдди кивнул в сторону Госпожи.

— Она не уймется. Так и будет усложнять нам жизнь.

— Пока не вернется та, другая.

— Было бы здорово, но на это нельзя полагаться. — Эддиподнял обгоревшую клешню и принялся выводить на песке бессмысленные узоры. —Есть какие-то мысли насчет того, далеко ли еще до следующей двери?

Роланд покачал головой.

— Я почему спрашиваю: если от второй до третьей дверирасстояние такое же, как от первой до второй, тогда у нас есть все шансывлипнуть по уши в большую кучу дерьма.

— Мы и так уже в нем по уши.

— Пока — по шею, — угрюмо поправил Эдди. — Просто мнеинтересно, долго ли я протяну на плаву.

Роланд похлопал его по плечу. Эдди даже моргнул в изумлении,настолько он не привык, чтобы Роланд выражал таким образом свое участие.

— Есть одна вещь, о которой она не знает, — сказал он.

— Да ну? И какая же?

— Мы, «белые мудаки», можем держаться долго.

Эдди расхохотался, зажимая ладонями рот, чтобы не разбудитьДетту. Он уже сыт по горло общением с нею, большое спасибо.

Стрелок улыбнулся, глядя на него:

— Я ложусь спать. Будь…

— … начеку. Да уж. Буду.

13

Его разбудил жуткий вопль.

Эдди заснул, как только его голова коснуласьимпровизированной подушки, которую он соорудил себе из скомканной рубашки, и непрошло, как ему показалось, и десяти минут, как Детта Уокер зашлась дикимкриком.

Он проснулся мгновенно, готовый ко всему. Может быть, этокороль омаров поднялся из морских глубин, дабы отомстить за своих убиенныхдетей, или какое-нибудь страшилище спустилось с гор. Ему показалось, что онпроснулся мгновенно, но стрелок уже был на ногах с револьвером в левой руке.

Увидев, что оба они проснулись, Детта тут же прекратилакричать.

— Решила проверить, смогу я вас, если что, добудиться,парни, — сообщила она. — А то вдруг тута волки. Местечко для них в аккуратподходящее. Ну и дай, думаю, погляжу, смогу я вас сразу поднять или нет, есливолчище ко мне вдруг полезет.

— Господи, — простонал Эдди. Луна уже появилась на небе, ноеще даже не поднялась; значит, поспали они менее двух часов.

Стрелок убрал револьвер в кобуру.

— Больше не надо так делать, — сказал он Госпоже в коляске.

— А что мне будет, ежели сделаю? Ты, что ли, меняснасильничаешь?

— Если бы мы собирались вас изнасиловать, мы бы давно ужевас оприходовали, — спокойно проговорил стрелок. — Больше не надо такогоделать.

Он снова лег, натянув на себя одеяло.

Господи Боже мой, подумал Эдди, что же это такое, что это,мать твою… он не успел даже додумать, как опять провалился в сон, но буквальнотут же воздух вновь раскололся от диких воплей, пронзительных, как пожарнаясирена, и Эдди снова вскочил, кровь его так и пылала, насыщенная адреналином,руки сами сжались в кулаки, а Детта хрипло хохотала.

Эдди посмотрел на небо: луна не прошла и десяти градусов стого момента, как Детта разбудила их в первый раз.

Она не остановится, устало подумал он. Спать она точно ужене будет, а будет за нами наблюдать, и как только она убедиться, что мы заснули— а им так нужно как следует выспаться, чтобы набраться сил, — она снова начнетвопить. И так продолжаться будет до тех пор, пока она не сорвет себе голос.

Внезапно смех ее оборвался. К ней приближался Роланд —темная фигура в бледном свете луны.

— Не подходи ко мне, беложопый, — прошипела Детта, но голосее все-таки дрогнул. — Все равно ничего ты со мной не сделаешь.

Роланд встал перед нею, и на мгновение Эдди показалось, тоесть, он был абсолютно уверен, что чаша терпения стрелка переполнилась и онсейчас просто прихлопнет ее, как муху. Но, как это ни поразительно, вместоэтого он опустился перед ней на одно колено, как галантный ухажер, делающийпредложение своей пассии.

— Послушайте, — сказал он таким бархатным голосом, что Эддиушам своим не поверил. На лице у Детты отразилось такое же неподдельноеизумление, только к нему еще примешался страх. — Послушайте меня, Одетта.

— Кого это тут звать О-детта? Меня по-другому зовут.

— Заткнись, сука, — взревел стрелок, а потом голос его сновастал мягким и ласковым. — Если вы меня слышите, если вы вообще можете с неюсправляться…

— Чегой-то ты так вдруг со мною заговорил? Как не со мнойвовсе, а с кем-то еще. Хватит тебе надо мной измываться уже, беложопый. Кончайэто, слышишь?

— … тогда заставьте ее заткнуться. Я, конечно, могу ейзасунуть в пасть кляп, но не хочу. Жесткий кляп — очень опасная штука. Иногдаот него задыхаются.

— КОНЧАЙ ЭТО, БЕЛЫЙ МУДОФЕЛ, ТОЖЕ МНЕ — ЗАКЛИНАТЕЛЬ ВОНЮЧИЙ!

— Одетта, — голос его опустился до шепота не громче, чемшелест первых капель дождя.

Она вдруг умолкла, уставившись на него широко распахнутымиглазами. Эдди в жизни не видел столько страха и ненависти, смешавшихся вчеловеческих глазах

— Мне кажется, этой суке плевать, задохнется она или нет. Ейхочется умереть, но больше всего ей хочется, чтобы умерли вы. Но вы же неумерли, пока еще нет, и я не думаю, что эта Детта только сейчас появилась ввашей жизни. Она себя чувствует в вас как дома, так что, возможно, вы меняслышите и можете взять ее под контроль, даже если вы пока не в состояниивыбраться из нее. Не дайте ей разбудить нас и в третий раз, Одетта. Я не хочуей запихивать кляп. Но если она меня вынудит, я это сделаю.

Он встал, отошел от нее, не оглядываясь, снова закутался водеяло и тут же заснул.

Она по-прежнему таращилась на него широко распахнутымиглазами, ноздри ее раздувались.