Теперь песчаные ямы встречались все реже, но это было слабоеутешение. Грунт под ногами становился все более крупнозернистым, теперь он ужепоходил скорее на бесплодную раскрошенную почву, нежели на песок (кое-гденаблюдались пучки травы, которая, казалось, стыдится того, что она здесьрастет), и из этой странной смеси песка и почвы торчали большие камни, и Эддипришлось лавировать с коляскою между ними, как прежде он лавировал между ямкамис песком. Очень скоро он понял, что песчаный пляж вот-вот сойдет на нет. Горы,бурые и безрадостные громады, подступали все ближе к морю. Эдди уже различал наих склонах овраги, похожие на зарубки, оставленные тупым колуном какого-нибудьнеуклюжего великана. В ту ночь, перед тем, как заснуть, он услышал какие-товопли далеко-далеко в горах. Похоже, кричал дикий кот.

Раньше берег казался им бесконечным, но теперь Эдди понял,что и у него есть предел. Где-то впереди гряда гор вытесняет его, подступаявплотную к воде. Там разрушаемые эрозией утесы вдавались в море, где импредстояло сначала стать мысами или полуостровами, а потом — целым архипелагом.

Это тревожило Эдди, но больше всего его волновало состояниеРоланда.

Теперь стрелок уже не горел в жару, а как будто стирался,терял себя, становясь как бы прозрачным.

На правой руке у него опять появились красные полосы,неумолимо ползущие по внутренней стороне от ладони к локтю.

Последние два дня Эдди постоянно всматривался вперед, щуряглаза, в надежде увидеть дверь, дверь, волшебную дверь. Все эти два дня онотчаянно ждал, что Одетта вернется.

Но ни того, ни другого не произошло.

В ту ночь как раз перед сном ему в голову вдруг пришли двеужасные мысли, как в каком-нибудь прикольчике с двойным смыслом:

А что если двери нет?

А что если Одетта Холмс умерла?

18

— Вставай и радуйся, мудила! — крик Детты вывел его изполузабытья. — Этак, лапушка, мы с тобою одни останемся. Похоже, дружок твойконцы отдал. Вот уж дьявол-то повеселится в аду, когда кореш твой ему вставитпалку.

Эдди поглядел на скорчившегося под одеялом Роланда, и наодин жуткий миг ему показалось, что эта сука права. Но тут стрелок зашевелился,яростно застонал и приподнялся на локтях.

— Усраться можно! — временами голос у Детты садился отнепрестанного крика, и иной раз его было почти и не слышно. Он превращался вкакой-то жуткий шепоток, больше всего похожий на подвывание зимнего ветра поддверью. — А я-то думала, ты уже дуба дал, господин хороший.

Роланд стал медленно подниматься на ноги, и Эдди казалось, чтоон не просто встает, а карабкается по ступенькам какой-то невидимой лестницы.Внезапно его охватило одно непонятное чувство, в котором жалость мешалась сбешенством. Это было знакомое чувство, навевающее неуловимые ностальгическиевоспоминания. Но уже очень скоро Эдди понял, что это такое. Они с Генри частосмотрели борьбу по телику, и во всех передачах один боец колошматил другого,причем бил ужасно, не прекращая, и толпа на трибунах ревела, требуя крови, иГенри тоже ревел в предвкушении крови, а Эдди просто сидел, переполненный этимсамым чувством — жалостью с бешенством пополам, каким-то немым отвращением, — ипосылал судье в телевизоре мысленные сигналы: Останови это, парень! Ты что,слепой, мать твою? Он же там умирает! УМИРАЕТ! Останови этой гребаный бой!

Но этот бой невозможно было остановить.

Роланд взглянул на Детту измученными воспаленными глазами:

— Очень многие думали, что я помер, Детта. — Он поглядел наЭдди. — Ты готов?

— Да, наверное. А ты?

— Да.

— Выдержишь?

— Да.

И они пошли дальше.

А где-то в десять часов Детта Уокер принялась тереть себевиски.

— Остановитесь, — сказала он. — Меня мутит. Меня, кажется,сейчас вырвет.

— Может, не надо было вчера вечером так обжираться, —огрызнулся Эдди, продолжая катить коляску. — От сладкого стоило бы отказаться.Я же предупреждал, что шоколадный торт — уже лишнее будет.

— Меня сейчас вырвет! Я…

— Остановись, Эдди! — сказал стрелок.

Эдди остановился.

Женщину в коляске вдруг передернуло, как будто через тело еепрошел электрический заряд. Глаза ее широко распахнулись, уставившись в никуда.

— ЭТО Я РАЗБИЛА ТВОЮ ТАРЕЛКУ, ГАДКАЯ ТЫ СИНЮШНАЯ ТЕТКА! —завопила она. — Я РАЗБИЛА ЕЕ, И Я, МАТЬ ТВОЮ, ОЧЕНЬ РАДА…

Она резко подалась всем телом вперед. Если бы не веревки,она бы выпала из коляски.

Боже, она умерла. У нее был удар, и она умерла, — подумалЭдди, осторожно обходя коляску: он помнил, какая она хитрющая и какие она можетвыкидывать номера. Не сделав и двух шагов, он встал как вкопанный. Поглядел наРоланда. Роланд ответил ему ровным спокойным взглядом, глаза его не выражаливообще ничего.

И тут она застонала. Открыла глаза.

Ее глаза.

Глаза Одетты.

— Боже, я что — снова хлопнулась в обморок? — спросила она.— Мне очень жаль, что я причинила вам столько хлопот. Вам пришлось даже меняпривязать. Мои бедные ноги! Я, наверное, смогу сесть поглубже, если вы…

В этот самый момент ноги у Роланда подкосились, и он потерялсознание в каких-нибудь тридцати милях к югу от того места, где берег Западногоморя сходил на нет.

1

Теперь Эдди Дину казалось, что они с Госпожой уже неплетутся по берегу или даже идут, преодолевая последние его мили. Они как будтолетели.

Одетта Холмс по-прежнему не питала к Роланду добрых чувствили же не доверяла ему, это было ясно как день. Но она понимала, в каком оннаходится отчаянном положении, и сочувствовала ему. Теперь Эдди чувствовал, чтоон толкает вперед не мертвую груду резины и стали, к которой по какому-тонедоразумению привязали еще и пассажирку, а легкий планер.

Иди с нею сам. Раньше мне приходилось за нею приглядывать, иэто было действительно важно. Но сейчас я только вас задержу.

Он почти сразу понял, насколько прав был стрелок. Эддитолкал коляску; Одетта ему помогала, качая рычаг.

Стрелок дал Эдди один револьвер, который он заткнул за пояс.

— Помнишь, как я велел тебе быть начеку, а ты меня непослушал?