— Шаман гребаный, белый мудофел, — прошептала она.

Эдди тоже лег, но на этот раз он заснул не скоро, несмотряна усталость. Только-только он погружался в сон, его так и подбрасывало вожидании новых воплей.

Только часа через три, когда луна уже перевалила черезвысшую точку на небе, он наконец отключился.

Той ночью Детта больше не вопила, может быть, потому, чтоРоланд испугал ее, может быть, потому, что она берегла голос для будущих крикови матерщины, или, может — кто знает? —

— Одетта услышала Роланда и смогла проконтролироватьситуацию.

Эдди спал очень мало и проснулся разбитым и неотдохнувшим.Первым делом он посмотрел на коляску, вопреки всем надеждам надеясь, чтосегодня там будет Одетта, Господи, пусть это будет Одетта…

— С добрым утречком, беленький коржик, — улыбнулась емуДетта своею акульей улыбочкой. — А то я уж подумала, что ты продрыхнешь тут дополудня. Не хрена тут разлеживаться, нам еще надо проехаться пару миль, сечешь?Где уж там! И, сдается мне, что ишачить сегодня придется тебе, а то как он естькореш твой, этот с глазами, как у какого-нибудь беська, по всему видно, совсемему поплохело! Помяни мое слово, скоро ему киздец! Не долго ему еще жратьосталось, даже это крутое мяско, которым вы, беложопые, обжираетесь, когдаотходите от меня в сторонку поиграться с друг дружкиными бледненькими хуйками.Ну что? Поехали, белый коржик? Уж Детта-то вас не задержит.

Голос ее стал тише, веки чуть опустились. Она покосилась нанего с хитроватым прищуром.

— Ну, скажем так, поначалу.

Этот денек ты запомнишь, беленький коржик, — обещали еехитрющие глаза. — Запомнишь надолго.

Помяни мое слово.

14

В тот день они прошли мили три, может быть, чуть поменьше.Коляска Детты перевернулась дважды. В первый раз она опрокинула ее сама,исхитрившись незаметно дотянуться до ручного тормоза и рвануть его со всейсилы. А во второй раз ее повалил Эдди, слишком резко дернув ее в очередной,черт бы ее побрал, песчаной ямке. Это случилось уже ближе к вечеру, и насекунду он запаниковал, думая, что на этот раз у него просто не хватит силснова поднять коляску — просто не хватит и все. Он схватился за ручки дрожащимируками и, предприняв титаническое усилие, рванул коляску, само собой, слишкомсильно, и она перевернулась, как Шалтай-Болтай, грохнувшийся со стены, и им сРоландом пришлось изрядно попотеть, чтобы поднять ее. Успели они как развовремя. Веревка, завязанная под грудью Детты, сползла и надавила на горло.Скользящий фирменный узел стрелка затянулся и едва ее не задушил. Лицо у Деттыуже стало какого-то странного синего цвета, она теряла сознание, но, изадыхаясь, она продолжала смеяться.

Оставь ее так, оставь, — чуть не сказал ему Эдди, когдаРоланд нагнулся ослабить узел. Пусть она задохнется. Уж не знаю, может быть, тыи не прав был, когда говорил, что ей хочется умереть, но ей точно хочется НАСдоконать… так что хрен с нею, оставь ее так!

Но он вспомнил Одетту (хотя их первая и последняя встреча,такая короткая, была так давно, что даже память о нем стала меркнуть) ипоспешил на помощь Роланду.

Роланд раздраженно оттолкнул его одной рукой.

— Здесь мы вдвоем не уместимся.

Когда он ослабил веревку, и Госпожа стала шумно ловить ртомвоздух (хрипы ее перемежались взрывами злобного смеха), стрелок повернулся кЭдди и обвел его оценивающим взглядом:

— Мне кажется, нам следует на ночлег остановиться здесь.

— Еще немножко, — едва ли не взмолился Эдди. — Еще немножкоя в состоянии пройти.

— Надо думать! Бугай-то здоровый — впору на нем пахать, даеще силы останутся отсосать тебе ночью твой бледный стручок.

Она по-прежнему отказывалась от еды, лицо у нее осунулось,кости на нем проступили резкими углами, глаза запали, но при этом они блестеливсе той же злобой.

Роланд не обратил на нее никакого внимания, тольковнимательнее присмотрелся к Эдди.

— Только немножко, — кивнул он наконец. — Совсем чуть-чуть.

Минут через двадцать Эдди сдался. Он не чувствовал своих рук— они превратились в какой-то студень.

Они уселись в тени скал, прислушиваясь к крикам чаек,наблюдать за приливом и ждать, когда солнце зайдет, а из моря выползут омары иначнут задавать друг другу свои нескладные вопросы.

Понизив голос, чтобы не слышала Детта, Роланд сказал Эдди отом, что у них кончились «хорошие» патроны. Эдди только стиснул зубы, но ничегоне сказал. Роланд остался доволен.

— Так что придется тебе поохотиться самому, — сказал Роланд.— Мне уже не под силу удержать достаточно большой камень… и не промазать.

Теперь уже Эдди уставился на него.

И то, что он увидел, ему не понравилось очень.

Стрелок махнул рукой.

— Ничего, — сказал он. — Ничего, Эдди. Что есть, то есть.

— Ка, — сказал Эдди.

Стрелок кивнул и слегка улыбнулся:

— Ка.

— Кака, — подытожил Эдди, и, взглянув друг на друга, онирассмеялись. Роланд смеялся не долго. Он и сам испугался тем хрипам, которыевышли у него вместо смеха. Даже когда он умолк, вид у него оставался каким-тоотсутствующим и печальным.

— Во как ржут, видать, хорошо обслужили друг дружку? —выкрикнула им Детта своим хриплым, срывающимся голосом. — А когда же ебатьсяначнете? Вот на что я хочу посмотреть! Как вы друг дружке всадите!

15

Эдди прикончил омара на ужин.

Детта опять отказалась есть. Эдди съел одну половину куска унее на глазах и предложил ей вторую.

— Нет! — завизжала она, сверкая глазами. — НЕТ! Ты сунулотраву с другого конца и теперь мне его пихаешь.

Не говоря ни слова, Эдди доел вторую половину.

— Подумаешь! — пробурчала, надувшись, Детта. — Отгребись отменя, беложопый.

Но Эдди не отставал.

Он протянул ей еще кусок.

— Возьми и сама раздели его. Дай мне любую половину. Я еесъем, а ты потом съешь свою.

— Не поддамся я на твои белые фокусы, мистер Чарли. Сказалатебе, отгребись, вот и давай отгребывай.

16

Той ночью она не вопила… но на утро она никуда не делась.

17

В тот день они прошли всего две мили, хотя Детта и непредпринимала попыток перевернуть коляску. Эдди подумал, что она, вероятно,совсем ослабела для умышленной подрывной деятельности. Или, может быть, поняла,что в этом нет уже никакой необходимости. Таково было неумолимое стечение трехобстоятельств: усталости Эдди, пейзажа, который после стольких дней унылогооднообразия стал потихоньку меняться, и состояния Роланда, которое всеухудшалось.