— А я даже предположить не мог, что ты такая находчивая, —ответил Чернов весело, — и милицией пригрозила, и большим начальством!

— Чем же мне им еще грозить, если они никаких других словвообще не понимают?

— Я так до конца и не въехал, это соседи, что ли?

— Ну конечно! Не родственники же, на самом деле! Слушай,давай кофе выпьем, что-то я никак в себя не приду. Они мне вместе с квартиройдостались после того, как… как я сюда переехала.

— А этот… Петя? Он за тобой ухаживает?

— Вадим, ну что ты глупости какие-то спрашиваешь?! Емукажется, что он за мной ухаживает. Кажется, понимаешь? У них с маманей голубаямечта — чтобы он на мне женился и они получили бы всю квартиру. Такой у нихплан.

Чернову было так весело, что он готов был встать на голову,и даже поискал глазами свободное место, где удобнее всего было бы это сделать.

Все обошлось.

Саша — все та же Саша, платинововолосая, недоступная,красивая ровной матовой европейской красотой, и придурок в тренировочных штанахне имеет к ней никакого отношения.

Он оглянулся вокруг, сел на низкий диванчик и потер лицо.

— Ты будешь кофе? — дрогнувшим голосом спросила Саша. Онпосидел еще секунду, собираясь с силами, потом убрал руки и взглянул вверх, нанее.

— Буду, Саш. Спасибо. Но я вообще-то приехал поговорить. Мнеочень нужно с тобой поговорить.

— Хорошо, — согласилась она покорно, — только кофе все-такисварю.

Это было глупо — так явно затягивать время объяснения а втом, что он приехал объясняться, у Саши не было никаких сомнений.

Приведение приговора в исполнение было отложено,оказывается, совсем ненадолго. До сегодняшнего дня.

Он все знает, этот чужой — свой — человек, который ей всегдатак нравился. Нет, ничего такого, он просто нравился ей, и все. Ничего большегоона никогда бы себе не позволила хотя бы потому, что он женат и все об этомзнали, а она слишком хорошо помнила то время, когда…

— Саш, ты сыплешь кофе в чайник, — сказал Чернов за ееспиной, — посмотри!

Господи, она и вправду зачем-то высыпала полбанки кофе взаварочный чайник! С ума сошла!

Она засуетилась, пытаясь вытряхнуть кофе из чайника, но унее получалось плохо. Чернов по-прежнему сидел на диване, ничем ей не помогая итолько нервируя.

Как много он знает? Что именно из того, что она натворила всвоей жизни, ему известно? Почему он сидит так удрученно? Сочувствует? Илипрезирает, укоряя себя за то, что так в ней ошибся?

Они все в ней ошиблись — и Вадим, и Степан, и Эдик Белов…

Почему, почему все так сложилось, почему у нее совсем небыло времени, чтобы подготовить пути к отступлению? Зачем она позволила себетак расслабиться, потерять бдительность, утратить спасительное чувствоопасности?!

Чернов смотрел в ее длинную нервную спину, изо всех силрасправленные под цветастой шалью плечи, платиновые волосы и хрупкие лопатки —и ужасался.

Как он станет с ней говорить? Как разрушит это нервноенапряженное самообладание, заставит ее объясняться, может быть, оправдываться?Или плакать?

Да кто он такой?! Что он о себе возомнил?!

— Все готово, — сказала Саша, — конечно, сварить было былучше, но мне уж очень не хочется на кухню вылезать. И так, видишь, пришлосьэлектрический чайник купить, хотя у меня есть чудный чайничек, который мне Степанв прошлом году из Лондона привез.

Чернов моментально почувствовал, как встрепенулось желаниезащищать сирых и несчастных.

— Они что, пристают к тебе, эти соседи?

— Ну конечно, пристают, — сказала она успокаивающе, — как жеиначе? Но ничего такого, с чем я не могла бы справиться.

— Конечно, — пробормотал Чернов, — раз уж ты с нашим офисомсправилась, то с этими справишься в два счета.

— Я мало с ними общаюсь, Вадик. Я и дома-то почти не бываю.Прихожу, и сразу сюда. Я живу в основном здесь, а не на кухне.

Комнатка у нее была небольшая, и в ней было очень мало вещей— гардероб настоящего дерева из какого-то дорогого гарнитура, письменный столтого же происхождения, офисный лэптоп, плоский и громадный, как черное озеро,телевизор, маленький столик и диван, на котором в настоящее время сидел Чернов.Больше ничего.

Ни книг, ни посуды, ни фотографий, ни вазочек, ни трельяжа снеизменным набором косметики — ничего.

Это было странно. Очень странно.

— Ты хотел о чем-то со мной поговорить, — сказала она исела, скрестив ноги, прямо на пол, на коричнево-белый толстый ковер, — о чем?

Чернов был рад, что она не села рядом с ним.

— Саш, — начал он и остановился. Он знал, что ему будеттрудно говорить с ней об этом, но он не знал, что это будет почти невозможно. —Саша…

— Что?

Если он собирается сказать ей, что она убила несчастногоМуркина, пусть произнесет это сам. Она не станет ему помогать.

— Саш, мы знаем, что этот тип тебя шантажировал, — выпалилЧернов единым духом. Спине стало жарко, и пересохло во рту. — Степан слышал,как ты говорила по телефону. Ты надеялась, что все кончилось, а оказалось, чтовсе продолжается…

— Значит, все-таки Степан подходил, — проговорила она так,как будто говорила не она, а кто-то другой. — Мне тогда послышались в коридорекакие-то шаги, но я думала, что это просто кто-то мимо прошел…

— Сашка, — попросил Чернов шепотом и, взявшись двумя руками,отодвинул в сторону маленький столик с кофе, который разделял их. — Сашка, чтопроизошло? Почему он тебя шантажировал? Ты расскажи мне, Сашка!..

— Хорошо, — согласилась она. Теперь щеки у него были того жецвета, что и белые волосы, — только я хочу, чтобы ты сейчас же позвонилСтепану. И Белову. Пусть они приедут. Я расскажу. Но только всем троим.

— Вы все правильно поняли, ребята. Хотя я не знаю, как выдогадались. Ах да… — Она улыбнулась тусклой улыбкой. — Ты же слышал, Степа, какя говорила по телефону.

— Ну да, — согласился Степан. Он был мрачен и не хотелслушать никаких историй.

Зачем Черный все это затеял, мать его!.. Да еще Петровичатолько схоронили…

— Саш, ты… не нервничай так, — из угла сказал Белов тихо, —хочешь сигарету?