— Ты все равно ничего здесь не сможешь сделать.

А мы без тебя не поедем.

— У меня не то настроение. Мел.

— Но так нечестно. Дети расстроятся, к тому же это нашмедовый месяц. Питер, пожалуйста…

— Черт возьми! — Он вскочил, глядя на нее. —Как бы ты чувствовала себя на моем месте? Всего семь паршивых месяцев… это все,что я дал ей.

— Ты не Бог, Питер. Ты сделал то, что мог, и сделал этоблестяще. Но решает Бог, а не ты.

— Проклятье! Мы должны были сделать это лучше.

— Но вы не смогли, черт побери, и она умерла! —Теперь Мел тоже перешла на крик. — И ты не можешь остаться здесь из-заплохого настроения; ты несешь ответственность и за нас.

Он свирепо посмотрел на нее и решительно вышел из комнаты,но спустя полчаса вернулся с двумя чашками кофе. Им надо было прибыть ваэропорт только к полудню, так что еще оставалось время убедить его. Онпротянул Мел чашку кофе, печально глядя на нее.

— Прости, Мел… Я просто… я никогда не могу спокойновоспринимать утрату пациента, а она была такой милой девушкой… это такнесправедливо… — У него сорвался голос, и Мел, поставив чашку, обняла его заплечи.

— Такая уж у тебя работа, дорогой. Ты знаешь это.

Ты знаешь всякий раз, сколь невелики шансы выжить. Тыпытаешься забыть об этом.

Он кивнул: Мел была права. Она хорошо понимала его. Затем онобернулся к ней с грустной улыбкой.

— Я — счастливый человек.

— И блестящий хирург. Никогда не забывай обэтом. — Она больше не спрашивала его о Мексике, пока он не позавтракалвместе с детьми. Он казался притихшим, и Марк спросил Мел о причине, когда онивместе поднимались по лестнице.

— Что произошло с папой?

— Сегодня ночью у него умерла пациентка.

Марк понимающе кивнул:

— Он всегда тяжело переживает такое, особенно если этослучается после пересадки сердца. Это такой случай?

— Да. Именно та пациентка, которую он оперировал, когдая брала у него интервью в мае.

Марк снова кивнул и вопросительно посмотрел на Мел.

— Мы все-таки поедем в Мексику?

— Надеюсь, да.

Марк с сомнением посмотрел на нее:

— Вы не знаете, как он страдает в подобных случаях.Возможно, нам придется остаться дома.

— Я приложу все усилия.

Он посмотрел на нее и, казалось, хотел сказать еще что-то,но появился Мэт и прервал их разговор.

Он не мог найти свои ласты и хотел спросить, не попадалисьли они Мел.

— Нет, но я поищу. Ты смотрел возле бассейна? — Онкивнул, а Мел направилась в свою комнату, когда Мэт ушел. Она застала тамПитера, понуро сидевшего на стуле, уставившись в пространство. Старший сынхорошо знал отца. Он очень тяжело переживал смерть Мари, и Мел засомневалась,что они сегодня куда-нибудь поедут.

— Ну, дорогой, — она присела возле него на краешеккровати, — что будем делать?

— Ты о чем?

— О поездке. Мы едем или остаемся?

Он долго колебался, глядя в глаза Мел.

— Я не знаю. — В тот момент он был не способенпринимать решения.

— Думаю, поездка пойдет на пользу тебе и детям.

Мы так много пережили за последнее время, ко многомуприходится привыкать, на нас свалилась масса перемен, а еще больше ихпредстоит. Мне кажется, что поездка — это именно то, что докторпрописал. — Она улыбнулась, не упомянув ему о том, что через неделюприступает к работе на новой студии. Отдых требовался ей даже больше, чем ему.

— Хорошо. Поедем. Думаю, ты права. Мы не можем огорчатьдетей, и я уже договорился, что меня подменят.

Она обняла его и крепко прижалась к нему.

— Спасибо!

Но он почти не отреагировал, а по пути в аэропорт ни с кемне разговаривал. Несколько раз Мел и Марк встречались взглядами, но ничего неговорили, пока на какой-то момент не оказались наедине после взлета самолета.

Марк предупредил ее, чего следует ожидать.

— Он может некоторое время оставаться в такомсостоянии.

— Как долго это обычно длится?

— Неделю, а иногда и две. Порой даже месяц; это зависитот того, насколько он чувствует себя ответственным за это и от его отношения кпациенту, насколько больной был близок ему.

Мел кивнула. Это не оставляло ей почти никаких надежд нанормальный медовый месяц. И Марк оказался прав. Они приземлились вПуэрто-Валларта, сели в два джипа, которые доставили их в гостиницу, где у нихбыло забронировано три номера с видом на океан. Внизу, прямо под их окнами,находились огромный бар на открытом воздухе и три плавательных бассейна,заполненные смеющимися и резвящимися людьми. Все звуки заглушал духовойоркестр. Царила праздничная атмосфера, и дети были в восторге, особенноДжессика и Вал, никогда прежде не бывавшие в Мексике. Марк повел всех поплаватьв бассейне и выпить содовой в баре, но Питер настоял, что останется в номере.Мел попыталась вывести его из подавленного состояния.

— Может быть, прогуляемся по пляжу, милый?

— У меня нет настроения, Мел. Мне хотелось бы побытьодному. Почему бы тебе не присоединиться к детям?

Ей хотелось возразить ему, что это их медовый месяц, а недетей, но она решила лучше промолчать.

Возможно, он сам скорее справится с этим. И она ушла.

Но шли дни, а его настроение не улучшалось. Мел ходила вгород за покупками с Пам и двойняшками.

Они купили красные вышитые блузки и платья, которыесобирались носить в Лос-Анджелесе, а Марк дважды брал Мэтью на рыбалку. Онасводила всех, кроме Мэта, в бистро Карлоса О'Брайена, и несколько раз ониходили смотреть на народные гуляния, а однажды вечером она даже повела старшихдетей на дискотеку, но Питер так ни разу и не присоединился к ним. Он до сихпор переживал смерть Мари и несколько раз в день по часу висел на телефоне,пытаясь дозвониться в Лос-Анджелес, справиться о состоянии других пациентов.

— Тебе действительно не стоило приезжать сюда, чтобывсю неделю просидеть в номере, названивая в больницу, — не выдержав,выпалила ему Мел в конце их пребывания в Мексике, но Питер только посмотрел нанее отсутствующим взглядом.

— Я предупреждал тебя об этом дома, но тебе не хотелосьразочаровывать детей.

— Это наш медовый месяц, а не их, — наконецрешилась сказать Мел. Она была разочарована. Всю неделю он оставался к нейравнодушным, и с момента смерти Мари они ни разу не занимались любовью.

Это был медовый месяц, который не вызывал в ней ни одногоприятного воспоминания.