Хохлов вздохнул. Теперь он смотрел в пол, глаза поднять таки не решался.

– Идея, значит, тоже твоя, – резюмировал он после несколькихвсхлипываний, которые отчетливо доносились из того угла, где жался Лавровский.– Вот ты ей так прямо взял и сказал – давай, мол, подруга, из сейфа у Хохловаденьги заберем! Заберем, значит, а потом поделим! А она тебе, вся такая нежная:как же мы их заберем, любимый, если у него охрана и камера? А ты ей: да оченьпросто! Ты охраннику в водочку какой-нибудь отравы сыпанешь-ливанешь, ключики ятебе сделаю, ты сейф отомкнешь, и вся недолга! Так все было, да, друг мойЛавровский?!

– Да! – крикнули из угла. – Да!

– Вранье, – произнес Хохлов равнодушно. – Вранье. Ты чеготеперь, Димка, геройствуешь? Гадом быть не можешь, вину на себя хочешь взять,на зону пойти? За любимую женщину, мол, заступился, и все такое?! Опомнись,Лавровский! Опомнись уже! Я тебя сто лет знаю! Нет, двести! Ты что, думаешь, яповерю, что это ты все придумал?! Кишка у тебя тонка, Лавровский!

– А вдруг… вдруг он… и вправду это все… организовал? –простонала Вальмира Александровна. – Митенька, не губите… Митенька… Пожалейте…Одна она у меня, нету больше никого, помирать буду, стакан никто не подаст…

– Ваша племянница вам тоже не подаст, – сказал Хохлов, укоторого внутри все мелко тряслось от странной смеси жалости и бешенства. – Онау вас из-под матраца сберкнижку достанет, а вам на лицо подушку положит, чтобыбыстрей помирали!

– Я тоже, тоже виновата!.. Я дома сколько раз говорила, чтовы деньги часто оставляете, хотя наличность нельзя в офисе держать, но откудаже я знала!.. Девочка моя, ласточка моя… золотая!.. Да скажи ты ему, что это…не ты… не ты… – Вальмира отняла ото рта руку, всмотрелась в племянницу и вдругспросила с ужасом: – Или ты? Ты?!

– Идите вы! – огрызнулась племянница. – Вы мне хотькогда-нибудь денег давали?! А я тоже человек, я девушка и жить хочу, а непрозябать! Мне деньги нужны, деньги, а не ваше дерьмовое участие!..

– Лавровский, – позвал Хохлов громко. – Чья была идея? Ее?

– Ее.

– Ах ты, мокрица, сучок болотный! Заткни свою поганую пастьи не разевай больше никогда!..

– Ключи ты у меня взял?

– Я. Она велела.

– Когда?

– Давно, еще на майские праздники. Она все говорила иговорила про деньги, что у нас их нет, а у тебя есть, что от большого немножко– это не воровство, а дележка, что это очень просто, а я не смог, не смог ее…остановить!

– Ну да, – согласился Хохлов. – Не смог. Ты ей сказал, что уменя в сейфе много наличности?

– Ну, ты же долго не привозил, Мить! Понимаешь, я не хотел,не хотел!.. – Лавровский сунулся к самому столу, и Хохлову пришлось податьсяназад вместе со стулом. Лавровский плакал, и слезы, крупные, чистые, падали набумаги. – Я не хотел, ты пойми, Мить! Я даже потом, когда мы уже… я хотел тебевсе рассказать и деньги отдать, но она их спрятала!

– За рулем в ее машине, когда она охранника опаивала, тысидел?

– Я, Мить. Я не хотел! Не хотел! Но денег же у меня нетсовсем, и Светка все пристает – дай денег, дай!!. И тут Кузя еще… Кузя всеговорил, что у него теперь есть деньги, что ему удалось… Я думал, Светка непростит, не простит мне, если… Я виноват, Мить! То есть я не виноват, это все…все… жизнь такая…

– Вот интересно, – протянул Хохлов задумчиво. – А что тыСветке сказал, когда ночью пошел воровать? Что ты идешь деньги добывать?

– Нет, Мить, нет, ну, что ты! Я сказал, что ты напился, сГалей разругался, и мне нужно ехать, потому что ты пьяный, в милиции дракуустроил, и я… поехал, Мить!

– Понятно, – пробормотал Хохлов. – Понятно.

– Сопля зеленая, разнюнился, подонок! А ну развяжи меня!Ну!! Кому сказала!

Хохлов глянул на Ирину. Она все грызла ремень и пыталасьсодрать путы, и такая воля к победе вызывала некоторое уважение.

– Рисковая ты девка, племянница! Прямо к офису сегодняподкатила! А вдруг бы тебя охранник узнал?!

– Да-а, охранник! Ты думаешь, я дура совсем?! Я же знаю, чтоон у тебя больше не работает! Мне эта сопля зеленая рассказала, гаденыш,слабак!..

– Митенька, – прорыдала Вальмира Александровна. – Что жетеперь с нами будет?! Что будет, Митенька?

– Мне нужны мои деньги, – Хохлов встал и подошел к окну. –Прямо сейчас, и все до копейки.

Лавровский сунулся сзади:

– Они у нее, Мить, она мне даже посмотреть на них не дала!Они все у нее, до последней копеечки! До центика то есть.

– Нету у меня никаких денег! – заявила племянница и сусилием сложила пальцы в кукиш, после чего захохотала. – На пленке меня нету!Лица-то моего не видно! Я же готовилась, я узнавала! Ну, что?! Съел, пенек пучеглазый?!!И видеозапись вообще не доказательство! И отпечатков нету, я в перчатках была!И на суде отопрусь, так что ты на Колыму пойдешь, а не я! А что я любовницаего, так это по Уголовному кодексу не запрещается! И по ночам на машинекататься не запрещается тоже!.. Ну что?! Съел, съел?! Только теперь хлебалозакрой, начальничек! Нету у меня зеленых, нету, нету!

– Значит, так, – сказал Хохлов. – Прямо сейчас ты привозишьмне деньги. Все до цента. Если помаду себе покупала, придется возместить. Тыже, рыба моя, деньги не мои тиснула. Ты тиснула деньги, которые мне за работусерьезные люди заплатили! А им этих доказательств – выше крыши! Они тебе несуд! Мне-то что? Ты в крайнем случае здесь можешь часок-другой посидеть, пока яих службу безопасности вызову. А они приедут и сами будут разбираться, есть утебя «зелень» или нет ее!

– Митенька, – простонала Вальмира Александровна, – пощадитесироту… она одна ведь у меня, нету больше никого… А ты говори, где деньги,паршивица! Говори быстрей, что застыла!

– Ну, короче, я звоню, – решил Хохлов. – Скажу, что я тебяпоймал, а они пусть дальше сами с тобой лясы точат!

Тут вспомнился ему участковый уполномоченныйАнискин-Никоненко и история про банкира. В той истории тоже доказательств нехватало, а виновных все-таки наказали. Вот и Хохлов собирался наказать.

Он вытащил из кармана телефон, потыкал в кнопки и приложил куху.

– Стой, – сказала племянница. – Стой, я отдам тебе бабки. Незвони никому.

Хохлов кивнул, но трубку от уха так и не отнял.

– Але, Паш, – сказал он, когда ответили. – Здорово, этоХохлов. Ты подошли кого-нибудь из своих бойцов, мне нужно тут… в одно местобарышню проводить. Я бы сам проводил, но мне… мараться неохота. Подошлешь? Ну,тогда я жду. Бывай, спасибо! Олигарх, – пояснил он собравшимся, указывая натрубку. – Никак нам без его бойцов не обойтись. Чтобы ты не вздумала дурить,киса моя!