Утром пошел снег, и Арина, открыв глаза, долго соображала,какой нынче день и какое, вообще говоря, время суток. Сообразить было трудно, ипришлось лезть за часами, которые тоже показывали нечто невообразимое.

Она долго смотрела на них, пока наконец не сообразила, чтоони перевернуты вверх ногами. Она вздохнула, перевернула их, опять ничего непоняла, опять перевернула, но время не прояснилось. Тогда вместо часов онарешила повернуть собственную голову так, чтобы циферблат оказался наконец у нееперед глазами, и тут Хохлов сказал хриплым спросонья голосом:

– Что ты крутишься? Шею свернешь! Полдесятого.

Откуда он взял, что полдесятого? На улице была темень, и какбудто что-то шуршало – снег терся о беленые стены, сек их, налегал изо всехсил.

– Нужно ехать. – Голос стал еще более хриплым, и с правойстороны что-то завозилось, словно впавший в спячку медведь поворачивался набок. – Дороги завалит, мы отсюда не выберемся.

– У тебя же джип, – робко сказала Арина в ту сторону, гдеворочался Хохлов, – а джип – это машина, которая не застрянет там, куда другаяне доедет!

Медведь фыркнул, кровать содрогнулась, и он встал – темныйсилуэт на фоне темной стены.

– Пойду в ванную. Или хочешь первая?

Боже сохрани!.. Арина не хотела первой.

Чтобы уйти в ванную, нужно встать – прямо у него на глазах!– пролезть мимо, повернуться задом, еще некоторое время идти до самой ванной, итолько после этого можно будет закрыть за собой дверь!

Когда дверь за ним закрылась, Арина нашарила выключатель, зажглатусклую лампочку и огляделась. Наготу прикрыть решительно нечем. Она незахватила с собой халат, ей это даже в голову не пришло! Джинсы, то ли ее, толи хохловские, валялись на полу, сверху была навалена еще куча одежды, а накуче наивно и стыдливо белел ее лифчик, словно сдернутый в экстазе, хотяникакого экстаза не было и в помине!

Господи, почему ей так не везет?!.

Ей столько лет «это» представлялось именно в их общем сХохловым исполнении, и вот оно так позорно провалилось.

Фигуристам не удалось получить высший балл за исполнениеобязательной программы. Впрочем, выступление в произвольной тоже не произвелоособого впечатления на судей!

Арина вылезла из кровати и стала торопливо натягивать насебя одежду, морщась от незнакомого мужского запаха, который пропитал за ночьвсе вокруг, кажется, даже ее кожу. Она понюхала свою руку в сгибе локтя ипродолжала одеваться в каком-то неистовстве. Джинсы показались ей странными,когда она их натянула, и выяснилось, что это хохловские. Разобранная и разрушеннаяпостель, которая непристойно светилась в сумерках зимнего утра, не давала ейпокоя, и, отшвырнув джинсы, она в два приема кое-как набросила на нее громадноенеудобное покрывало.

Ну и пусть, думала она все время, ну и пусть так!

Ничего не вышло, и не надо нам ничего такого! Ну и пусть!Только бы выбраться отсюда и доехать до дома, а там уж она решит, что делать:то ли немедленно утопиться, то ли все-таки дождаться зарплаты и купить себекакие-нибудь сногсшибательные джинсы на все имеющиеся деньги, а потом простотихо умереть с голоду.

Когда Хохлов вышел из ванной, она была «полностью готова»,как английская аристократка перед приемом, и они уехали, даже не выпив кофе, ивсю дорогу молчали, и он высадил ее у арки, даже во двор не завез, развернулсяи пропал в снежной пурге, которую взметнули задние колеса его автомобиля.

Арина побрела домой.

Ужасно хотелось есть, и было понятно, что еды никакой нет –из-за «душевной смуты», как говаривала учительница литературы Ольга Валерьевна,описывая состояние то ли Достоевского, то ли Чернышевского. Арина два последнихдня до исторического «уик-энда» не заходила в магазин, валялась на диване истрадала.

Что делать?.. Ну вот что теперь делать?..

Все обошлось. В буфете на самом видном месте обнаружиласьнепочатая пачечка «Макфы» – пестренькая, веселая, утешительная!.. Торопясь отголода, Арина вскипятила чайник и сварила себе небольшой тазик макарон инатерла приличную горку сыра.

Утешая себя тем, что от таких макарон не полнеют – «твердыесорта пшеницы» как-никак, – она съела целую тарелку и положила себе еще исверху посыпала сыром. Макароны аппетитно дымились, сыр аппетитно тянулся, ижизнь потихоньку налаживалась.

Ладно, как-нибудь! Может, еще все и обойдется! Может, ониостанутся друзьями – фу, какая гадость и пошлость, в духе женских романов илисериалов! Они расстаются, но их уважение друг к другу так велико, что онинаходят в себе силы остаться друзьями!

Какими еще друзьями, черт побери!..

Макарон осталось совсем мало, и она выложила все, и в том,как они дымились на тарелке, было утешение, и спокойствие, и удовольствие оттого, что сейчас будет вкусно.

Ну и пусть, подумала Арина, как давеча утром. Ну и пусть!..

Звонок в дверь застал ее врасплох над драгоценнымимакаронами, которые уже кончались. Она никого не ждала – мама знает, что она на«уик-энде», и Ольга знает, а больше прийти к ней некому!

Оказалось, что есть кому.

Пришла соседка.

Арина Родина понятия не имела, как ее зовут, знала только,что у нее есть довольно пожилая дочь, Арининого возраста, и собака пекинес,лающая тонким голоском и выкатывающая при этом глаза.

Соседка была склочная и неприятная, с Ариной никогда нездоровалась, и дочь тоже не здоровалась. Кажется, им не нравилось, что Аринаиногда по вечерам играет на пианино пьесу Чайковского из цикла «Времена года».Это была единственная пьеса, которую она знала наизусть со времен музыкальнойшколы, а доставать ноты ей всегда было лень.

– Почему деньги не сдаете? – Голос был такой, как будтоАрина украла у нее драгоценного пекинеса и держит его в заложниках.

– Какие деньги?

– Если бы вы чаще ночевали дома, – сказала соседка «сподковыркой», – вы бы знали, что жильцы собирают деньги на металлическую дверь.

Боже мой, подумала Арина Родина. И еще она подумала остынущих на тарелке макаронах.

– Я давно сдала Анне Сергеевне, – ответила она со всемвозможным достоинством, на которое была в данный момент способна. – Извинитеменя, я занята.

И сделала попытку закрыть дверь, но соседка кинулась грудьюи не дала.

– Деньги уполномочена собирать я, а не Анна Сергеевна!Будьте добры, сдайте мне!

– Я уже сдала Анне Сергеевне, и если вам нужно, пойдите ивозьмите у нее!

– Нет, это вы, девушка, пойдите и возьмите!