Справившись с волосами, она обратила на него внимательныйвзгляд:

— О чем вы пришли говорить?

— О нас. О нынешнем вечере, — сказал он и пошел к ней. Онасоскочила с кровати, точно ее обожгло огнем, и, шарахнувшись от него, оказаласьприпертой к стене. — Дженнифер…

— Что? — нервно выдохнула она.

— Позади вас горит камин.

— Мне холодно, — дрожа, заявила она.

— Через минуту вам будет слишком жарко. Она подозрительноглянула на него, потом вниз, на шлейф длиннющего халата, и вскрикнула втревоге, сдернув полы с раскаленных угольев. Лихорадочно стряхивая с подолапепел, вымолвила:

— Ужасно жалко. Такой чудный халат, только, наверно,немножко…

— Я имел в виду нынешний праздник, — решительно перебил он,— а не то, что должно произойти потом между нами. Но раз уж мы затронули этутему, — продолжал он, следя за ее охваченным паникой лицом, — может быть, вырасскажете, почему перспектива лечь со мной в постель так вас вдруг устрашает.

— Я не боюсь, — отчаянно возразила она, полагая, что было бошибкой проявлять какие-нибудь признаки слабости. — Но, один раз попробовав…попросту не желаю совершать это еще раз. Со мной было почти то же самое, когда…когда я съела гранат. Попробовала и больше не захотела. Со мной иногда такбывает.

Губы его дрогнули, он снова сдвинулся с места и остановилсяпрямо перед ней.

— Ежели вас беспокоит только отсутствие желания, я думаю,что могу помочь.

— Не прикасайтесь ко мне! — предупредила она. — Или я…

— Не угрожайте мне, Дженнифер, — спокойно перебил он. — Этоошибка, о которой вы пожалеете. Я прикоснусь к вам, когда захочу.

— Ну теперь, испортив всякое удовольствие, которое мне могдоставить нынешний вечер, — ледяным тоном проговорила Дженни, — не оставите лименя в одиночестве, дозволив одеться?

Колкая фраза ничуть не задела его дьявольскогосамообладания, однако голос Ройса вроде бы смягчился.

— Я не собирался сообщать новости, которые заставили б васстрашиться ночи, но милосерднее известить, как будут развиваться события, чемоставлять гадать в неизвестности. Есть многое другое, что должно быть улаженомежду нами, однако все это может до поры обождать. Впрочем, отвечу на вашвопрос: истинная причина моего прихода вот в чем…

Дженни прозевала неуловимое движение его руки, продолжая снастороженностью и смятением вглядываться в лицо в уверенности, что оннамеревается поцеловать ее. Должно быть, он догадался, так как твердые,чувственные губы изогнулись в усмешке, но по-прежнему продолжал глядеть ей вглаза, не двигаясь навстречу. После продолжительного молчания он мягко молвил:

— Дайте мне руку, Дженнифер. Дженни посмотрела на свою рукуи в полном замешательстве неохотно разжала пальцы, впившиеся в ворот халата.

— Руку? — тупо повторила она, протягивая ладонь в егосторону на дюйм-другой.

Он взял левой рукой ее пальцы, от теплого пожатия по кожезабегали предательские мурашки, и тут, только тут она наконец заметилавеликолепное кольцо, покоящееся в маленькой, инкрустированной драгоценнымикамнями шкатулочке на раскрытой ладони его правой руки. В тяжелую и широкуюзолотую оправу были вставлены изумруды. прекраснейшие из всех, какие ей когда-либодоводилось видывать, — горящие камни, которые сверкали и подмигивали в пламенисвечей, когда он надевал массивное кольцо ей на палец.

Может быть, из-за увесистого кольца и всего, что оноозначало, может быть, из-за странного сочетания нежности и грусти вустремленных на нее серых глазах, сердце Дженни забилось с удвоенной силой.Хрипловатым голосом он заметил:

— Мы все делаем не в привычном порядке — вы и я. Вступили вбрак до венчания, и я надел на ваш палец кольцо намного позже произнесениябрачных обетов.

Дженни как заколдованная неотрывно смотрела в бездонныесеребряные глаза, низкий, хриплый голос ласкал ее, зачаровывая все сильней, аон продолжал:

— Но хотя до сих пор в нашем браке все шло не так, какположено, я хотел бы просить вас об одолжении…

Дженни не узнала в еле слышном шепоте собственный голос:

— О каком… одолжении?

— Только на нынешний вечер, — сказал он, дотягиваясь иобводя кончиками пальцев контур ее вспыхнувшей щеки, — нельзя ли нам отложитьразногласия в сторону и вести себя как обычная чета новобрачных на обычномсвадебном торжестве?

Дженни думала, что вечерний праздник устраивается в честьего прибытия домой и последней победы в войне против ее народа, а вовсе не радиих женитьбы. Он заметил ее колебания, и на губах мелькнула кривая ухмылка.

— Поскольку невинная просьба явно не в силах смягчить вашесердце, я вместе с просьбой предложу сделку.

Отчетливо сознавая, какой эффект производит поглаживание пощеке его пальцев и какую притягательную силу стало вдруг излучать его большоетело, она спросила дрожащим шепотом:

— Какую сделку?

— В обмен на подаренную мне нынче ночь я отдам одну ночь вваше личное распоряжение в любое время, в какое укажете. Не важно, как выпожелаете ее провести, я отдам ее вам, и вы сможете делать все, что вам будетугодно. — Она все еще колебалась, и он с насмешливым отчаянием покачал головой.— Какое счастье, что я никогда не встречался с таким упрямым противником наполе боя, ибо, боюсь, ушел бы побежденным.

Неведомо почему, это признание, высказанное с ноткоювосхищения в голосе, сильно поколебало сопротивление Дженни. Следующие словаослабили его еще больше:

— Я прошу одолжения не для себя одного, крошка, но и для вастоже. Не кажется ли вам, что после всех бурь, которые предшествовали нынешнемувечеру и, возможно, продолжатся после него, мы оба заслуживаем получить одноособенное, ничем не запятнанное воспоминание о нашей свадьбе, которое могли быхранить и лелеять?

Комок не имеющих названия чувств застрял у нее в горле, ихотя она не забыла ни одной из серьезных обид, обвинение в которых могла емупредъявить, воспоминание о невероятной речи, произнесенной им перед своимнародом в ее защиту, еще было живо в памяти. Кроме того, перспективаприкинуться на несколько часов — лишь на сегодня — желанной невестой при нем,страстном женихе, казалась не только безвредной, но непреодолимо и сладостнопривлекательной. Она наконец кивнула и тихо сказала:

— Как пожелаете.

— Почему, — пробормотал Ройс, глядя в ее пьянящие глаза, —каждый раз, когда вы уступаете добровольно, как теперь, я чувствую себякоролем-победителем… А когда покоряю вас против воли, чувствую себя презреннымнищим?