нему, минуя управляющего. Но, поскольку данное дело не входило в компетенцию управляющего, Халме осмелился нарушить правило.

Барон остановился, внимательно посмотрел на Халме оценивающим взглядом и вдруг спросил:

— Ви есть теперь социалист?

— Господин барон, я действительно придерживаюсь социалистических взглядов.

— Все к шортовая мать! Всем голосовайт. Какое понимание один скотница или один Леппэнен государственные дела? Это ведет в упадок. Нужда будет. Голод будет. Все шалтай-болтай. Никакой порядок. Дворянство нет согласие.

Халме с радостью ухватился за эту тему.

— Господин барон, Леппэнен или какая-нибудь скотница не станут решать государственные дела. Этим займутся их уполномоченные представители. А главная задача учрежденного мною рабочего товарищества как раз и состоит в том, чтобы повысить уровень сознательности простых тружеников, дабы сделать их способными к участию в государственных делах. Я также не могу согласиться, что реформы повлекут за собою голод и нужду. Напротив, я думаю, что только социальное законодательство может устранить нужду и голод.

— Я читаль все. Социалисты Швеции те же речи, те же писания. И это значит никакой закон. Здесь, в Финляндия, это есть революций. Валпас и другие. Если торппари получают земли — хлеба нет. Сейчас они работайт, когда я стою с большой кнут принуждения. Вялые суть и ленивцы. Лес прочь. Они полючайт лес! Все деревья шиворот-навыворот! Они все продавайт и нет делайт никакой работа, пока при деньгах. Хаос. Страна проигрыш все.

Халме насилу мог дождаться, когда барон кончит. Он даже не успел подумать о форме своего ответа, потому что барон дал ему возможность высказать излюбленную мысль:

— Господин барон, вы так наладили свое имение, что студенты приезжают к вам на экскурсии. А смогли бы вы уделять хозяйству столько внимания и сил, не будь имение вашей собственностью? Торппари плохо обрабатывают землю потому, что она им не принадлежит. Над ними постоянно висит угроза сгона. Если они своим трудом улучшают состояние торппы, они все равно могут лишиться места и при этом не получают никакой компенсации. За примерами недалеко ходить. Пасторатский торппарь создал торппу в сыром, дремучем лесу, своими руками осушил и раскорчевал болото, и, когда торппа готова, его лишили лучшей земли. Какое же рвение не иссякнет в таких условиях?

Барон взглянул в сторону пастората. На мгновение он заколебался, но потом сказал, что думал:

— Эти финско-язычные господа тоже говорят избирательные права. Ради языка. Но нет, ради торппы того лючше. Если хорош работник — никакой сгон речи нет. Скандалить ленивцы и воры леса. Они прочь. Тот торппарь, который хорошо — нет прочь, и дети на его след.

Барон вдруг замолчал. Видимо, почувствовал, что говорил о пасторатских господах в неподобающем его званию тоне. Повернувшись, он коротко отчеканил:

— Ви пожарный дом разрешение. Вот условия. Нет безобразны шумы, нет самогонка, нет драка. Нет говорить как революций, а как есть закон.

На том и кончилась эта беседа. Но когда стало известно, что барон разрешил собрания, то даже работники имения стали смелее. Собрания проводились довольно регулярно, и постепенно вошло в обычай ходить в «наш дом». Аксели Коскела был там постоянным посетителем. Юсси тревожило, что скажут об этом в пасторате. Но господа молчали. Только однажды пастор спросил Аксели:

— Ты не знаешь, собирается ли Халме продолжать занятия пожарной команды, ведь он теперь организовал рабочее товарищество?

— Да, Халме говорил, что весною снова начнем.

— Вот как. Ну, это хорошо, что хоть не забывают и о тушении, когда поджигательство стало общей страстью.

«Что он этим хотел сказать?—думал Аксели. — Неспроста он ехидничает».

Товарищество пристально следило за работой сейма, обсуждавшего новый избирательный закон. И вот на одном из собраний Халме объявил:

— Товарищи! Наконец-то сопротивление сломлено. Дворянство согласилось на новый порядок проведения выборов. Товарищи! Прошу всех встать. А теперь споемте: «Вперед, вперед, сыны отчизны!»

Песня была разучена на собраниях, и вот в доме попарной команды Пентинкулма грянул хор:

Вперед, вперед, сыны отчизны!

Союз наш юный несокрушим.

Каждый раз, когда наступали такие минуты общего подъема, Отто принимал серьезный вид. Он стоял с каменным лицом, и только глаза его скользили по залу.

И если ему случалось встретить чей-нибудь открыто-радостный взгляд, Отто отводил глаза в сторону и уголки его рта едва заметно вздрагивали. В пении он никогда не принимал участия, хотя был хорошим певцом. Анттоо Лаурила, не умея петь, усердно пружинил плечами в такт «Марсельезы». Аксели стоял, не раскрывая рта, но мысленно отчеканивал каждое слово:

Вперед, вперед,

И кровью напоим

Поля земли родной!..

Халме послал небольшую корреспонденцию в «Кансан Лехти»— рабочую газету Тампере. Оттуда пришло письмо, в котором его просили писать еще, хвалили за инициативу и предлагали быть местным деревенским корреспондентом газеты. Тогда Халме заодно стал и добровольным агентом по распространению «Кансан Лехти». Он и сам выписал ее в дополнение к «Тюемиес». Остальным членам товарищества достаточно было одной «Кансан Лехти», но ему, как руководителю, требовалась более подробная информация о важнейших событиях и он не мог обойтись без центрального органа. Для самых бедных Халме выхлопотал газету бесплатно, а за некоторых сам внес часть подписной платы. Он хорошо зарабатывал, потому что даже господа со всего прихода начали шить у него. Халме внимательно следил за веяниями моды и получал фасоны и выкройки от лучших портных. Сам он был большим любителем элегантного платья. После организации товарищества он, кроме тросточки, обзавелся еще и пенсне на черном шнурке. Потихоньку в сердце портного закралась тайная мечта: а что если партия выставит на выборах его кандидатуру? Он пытался отогнать такую мысль, ибо чувствовал, что это невозможно. Вот Хеллберг — тог мог стать кандидатом.

Когда почта принесла в Коскела первый номер газеты «Кансан Лехти», ребята усердно принялись за чтение. Юсси, как и следовало ожидать, смотрел на сыновей с угрюмой досадой. Правда, газету выписал Аксели на свои заработанные деньги, так что отец не мог упрекнуть его. Но для Юсси это было поводом поворчать.

— Вот так же прилежно вы бы книги читали, пока в школу ходили. Где теперь эти бедные денежки погуливают? Дело ваше, конечно, куда вы их посеяли, но можно было бы найти более подходящие места. Каждый день пишут всякий вздор, людям головы забивают, а по вечерам денежки глупцов пропивают!..

Сыновья не ввязывались в споры с ним. Алма относилась к газете иначе. Она и сама охотно читала, если у нее оставалась свободная минута.

Иногда Алма просила