— Ну а теперь: кто где будет спать ночью?

— Как по-твоему, те репортеры, которые видели, как ты вошелсюда, все еще торчат под дверью?

— Возможно, один-два, из самых упрямых. Мередит прикусилагубу, не в силах попросить его уйти, но зная, что Мэтт не должен оставаться.

— Тогда ты не можешь ночевать здесь, верно?

— Очевидно, нет, — процедил он таким тоном, что Мередит состыдом почувствовала себя последней трусихой.

Мэтт заметил, как мрачно потемнели ее глаза, и наконецулыбнулся:

— Хорошо, отправлюсь домой и проведу ночь один. Это мненаказание за то, что вчера подрался с Паркером. Кстати о драке. Правда, виноватя, потому что именно мое замечание заставило твоего подвыпившего женихаброситься на меня, но, поверь, я сам не сознавал, что происходит, потому чтовсе это время смотрел на тебя, а в следующую секунду краем глаза заметил кулак,летящий прямо в лицо. Мне показалось, что это какой-то пьяница в баре решил»немного развлечься, и я действовал чисто инстинктивно.

Мередит подавила невольную дрожь, запоздало ужасаясьубийственной скорости, жестокости, с которой Мэтт свалил с ног Паркера…бешеному выражению его лица в ту секунду, когда он сообразил, что на негонапали. Но она тут же постаралась избавиться от неприятных мыслей. Мэтт никогдане был и не будет тем лощеным, элегантным, воспитанным мужчиной, к обществукоторых она привыкла. С самого детства он вел тяжелую жизнь среди грубых,безжалостных людей и вырос упорным и беспощадным. Но только не с ней, думалаона с нежной улыбкой и, протянув руку, откинула с его виска темную прядь.

— Если ты думаешь, — мрачно заметил он, — что стоит тебе воттак улыбнуться, и заставишь меня согласиться на все, ты права.

И он немедленно стал самим собой, непроницаемым ибесстрастным:

— Однако, хотя я намерен держать пока наши отношения всекрете, включая и тайные посещения твоего дома, я собираюсь проводить с тобоймного времени, включая и ночи. Я добуду для тебя пропуск, чтобы ты могла сразуспускаться в подземный гараж. И если понадобится, сам стану у дверей, чтобыотвлечь проклятых репортеров, когда ты поднимаешься наверх.

Он выглядел таким расстроенным перспективой иметь дело сназойливыми представителями прессы, что Мередит не выдержала и преувеличенноблагодарным тоном спросила:

— Ты сделал бы это? Ради меня?

Но вместо того чтобы рассмеяться, Мэтт принял вопросывсерьез и крепко обнял ее:

— Ты и представления не имеешь, — свирепо прошептал он, — начто я готов пойти ради тебя!

Его рот приоткрыл ее губы в исступленном, грубом, безумномпоцелуе, лишившем ее способности дышать и мыслить. И когда Мэтт поднял голову,Мередит прильнула к нему.

— Ну вот, теперь, когда ты почти так же несчастна по поводусегодняшней ночи, как и я, — добавил он с мрачным юмором, — попытаюсь выбратьсяотсюда прежде, чем репортеры, стерегущие у дверей, решат отправиться домой ипозволят нам вместе провести ночь Мередит проводила его до двери, со стыдомсознавая, что он прав: после этого поцелуя ей до боли хотелось провести ночь вего объятиях. Она не сводила глаз с Мэтта, пока он надевал пиджак и повязывалгалстук. Одевшись, он понимающе поднял брови;

— Тебя что-то мучит?

Да, она терзалась желанием вновь ощутить его губы на своих.Воспоминания о бурных, ослепительно прекрасных минутах, проведенных ими впостели, не давали покоя, и Мередит Бенкрофт с томно-зазывной улыбкой схватиламужа за галстук, медленно потянула к себе, дерзко глядя в затуманенные желаниемглаза, и когда Мэтт был совсем близко, приподнялась на носки и одарила егопоцелуем, от которого Мэтт задохнулся.

После его ухода Мередит закрыла дверь и, прислонившись кней, закрыла глаза, мечтательно улыбаясь. Губы припухли после жгучего поцелуя,волосы растрепаны его любящими руками, щеки горят. Она ощущала себя женщиной,которую только сейчас любил мужчина, любил страстно, и она отвечала емусвободно и раскованно. Сны стали явью.

Она продолжала улыбаться при мысли о тех нежных, бесстыдныхсловах, которые Мэтт говорил ей, в ушах звучал глубокий низкий голос:

— Я люблю тебя.

— Я никому не дам тебя обидеть.

— Ты и представления не имеешь, что я готов сделать длятебя!

В сорока милях к северо-востоку от Бельвиля, штат Иллинойс,еще одна патрульная машина, скрежеща тормозами, остановилась рядом состальными, скопившимися на окруженном деревьями отрезке уединенной проселочнойдороги. Красно-синие сигнальные огни неестественным блеском мерцали в темноте.В небе слышался шум полицейского вертолета, освещавшего путь поисковой группе иполицейским с собаками, которые прочесывали лес в поисках улик. В неглубокойканавке на обочине следователь нагнулся над телом человека средних лет.Перекрикивая треск мотора и рев вертолетных лопастей, он окликнул местногошерифа.

— Вы зря тратите время с вашими поисковыми партиями, Эммет.Даже днем никаких улик тут не найдешь. Этого парня выбросили из машины илигрузовика, и тело скатилось сюда.

— Ошибаетесь! — торжествующе воскликнул Эммет и, направивлуч фонарика на какой-то предмет, поднял его.

— Черта с два! Говорю же, кто-то избил этого типа дополусмерти и вышвырнул на дорогу.

— Ошибаетесь, — повторил Эммет, подходя к следователю. —Глядите-ка, бумажник!

Следователь мотнул головой в сторону мертвеца:

— Его?

— Посмотрим, — ответил шериф, и, осветив фонариком фото наводительских правах, поднял одеяло с лица потерпевшего.

— Его! — торжествующе провозгласил он, поднося права поближек свету.

— Черт! И не выговоришь! Какое-то иностранное имя —Станислас… Шпигальски.

— Станис… — пробормотал следователь. — Это не тотмошенник-адвокат, которого сцапали недавно в Бельвиле?

— Клянусь Богом, вы правы!

Мэтт, перекинув через одну руку пальто и держа портфель вдругой, остановился у стола секретаря, помогавшей ему подготовить конференц-залк приезду Мередит.

— Доброе утро, мистер Фаррел, — поздоровалась Джоанна.

Раздраженный едва скрытой неприязнью в голосе и откровеннонедовольной физиономией, Мэтт мысленно отметил, что девушку необходимоперевести отсюда как можно скорее, и, вместо того чтобы вежливо осведомиться,хорошо ли она провела уик-энд, сухо объявил: