Блики от полыхающего в камине огня делали фиолетовую комнату немного зловещей. Неясные тени рассыпались по стенам и потолку, запутались в серебре отделки, сделали лицо Эвина еще жестче, чем оно и так было.

А в незанавешенное окно хитро подглядывали звезды.

Что ж, у этого места тоже есть своя магия…

— Прекрасно, — вернул меня в реальность чуть хрипловатый голос. — Потому что я тебя никуда не отпущу.

Его излишний напор порой раздражал, но чувствовать себя настолько кому-то нужной было приятно. В этом я готова признаться. Но только себе.

— Можно подумать, мне есть куда идти.

Где-то далеко хрустальный перезвон льдинок отметил наступление полуночи.

Я, одетая в синий шелковый халат, обосновалась в кровати. Эт, скрестив руки на груди и недовольно сверкая глазами, стоял в центре спальни. Мы делили территорию. Также в событиях участвовал обитый белоснежным бархатом диван, на который я пыталась сослать нахала, и бронзовый подсвечник, по традиции припрятанный под подушкой.

— Ариша, не дури, — Эт все еще пытался действовать мягкостью.

Но я уперлась.

— Хватит, что у нас комнаты общие!

Вздох скорее напоминал шипение.

— Обещаю вести себя, как столетний послушник при каком-нибудь южном храме. Ты даже не заметишь моего присутствия!

И поверила бы, но память услужливо подсунула опровержение его словам. Обжигающие руки, сводящие с ума поцелуи… Оххх.

— Сейчас сама пойду на диван, — помнится, на Арлита в свое время угроза подействовала.

Только Этельвин — не Арлит, напрасно я об этом забыла.

Блондин коротко ругнулся сквозь зубы и без предупреждения метнулся к кровати. Я пискнула. А в следующий миг оказалась схваченной и вжатой в мягкий матрас так, что едва могла дышать. Дотянуться до единственного доступного оружия мешали те самые обжигающие руки, удерживающие мои запястья на подушке над головой.

— Эээт…

Тяжелое дыхание и потемневшие до свинцовой черноты глаза лучше всяких слов говорили, что о недавних обещаниях он уже забыл.

— Аришка, сокровище мое.

Кажется, тут все серьезно.

На мое лицо посыпались короткие сухие поцелуи, дыхание мужчины сделалось шумным и прерывистым. Но хуже всего то, что и меня саму охватила приятная дрожь. Тело обдало жаром, я выгнулась. Дразнящие губы сместились на шею и еще ниже, к ключице.

Мысли застилал вязкий туман. Удовольствия?!

Вечная мерзлота!

— Я не буду твоей любовницей, Эт, — невзирая на внутреннее состояние, голос звучал громко и уверенно. — Или женой, или убирайся.

Удивительно, но подействовало. Эвин вздрогнул, будто на него ушат ледяной воды вылили. Взгляд, в котором я могла видеть только собственное отражение, прояснился.

Можно выдыхать?

Но, как оказалось, расслабилась я зря. Мужчина приподнялся, но не успела я вздохнуть свободно, как этот… этот… этот совратитель несчастных южанок перекатился на спину. И я оказалась сидящей на нем. А приятно шероховатые ладони скользнули под и без того короткий подол халата и легли на бедра.

Вместо возмущенного вскрика почему-то получился короткий стон. Прощай, самообладание!

— Женой? — обманчиво мягко переспросил мужчина и чуть потянул меня на себя, заставляя склониться.

— Да… — выдохнула ему в губы.

— Прямо сейчас? — и взгляд такой… испытующий.

— Да!

Одна рука перестала жечь кожу. Моргнула, приглядываясь. Безопасник сжимал небольшой изящный кинжал. Однако…

Одурманенные страстью мысли за событиями просто не успевали. Несколько нежных слов, теплый поцелуй, два небольших надреза на запястьях. Его и моем. Короткий вскрик. Ранка прижимается к ранке.

— У вас тоже так делают, да? — шепчу онемевшими губами.

— Иногда.

Еще один поцелуй. Медленный, глубокий, пьянящий. Голова идет кругом. Пальцами свободной руки я вцепляюсь ему в волосы, чтобы почувствовать еще ближе. Осознать, что это у нас навсегда.

— Твоих способностей хватит, чтобы заговорить кровь? — спрашивает Эт напряженно, оторвавшись от моих губ.

Вообще-то, этот момент стоило прояснить до того, как начинаешь проводить ритуал, а не во время. Но если уж быть совсем честной, его порывистость мне нравится. А магическая печать, которую еще магическим браком иногда называют, вещь до того простая, что с ней и необученная деревенская знахарка справится.

Нужные слова снежинками сорвались с губ. Ярко полыхнуло — и от порезов осталось лишь два шрама. Навсегда.

— Клянусь любить тебя, быть верной, доверять во всем и поддерживать, несмотря ни на что, — торопливо пробормотала я, пока сияние от наших рук не угасло. — А теперь повторяй за мной… Обещаю любить тебя…

— Обещаю любить тебя… — с шальной улыбкой повторил Эвин.

Ну-ну, дорогой.

— На других женщин не смотреть…

И снова счастливое эхо повторило мои слова.

— И никогда не предавать, — да, с доверием у нас все еще проблемы, но не сказать этого я почему-то не смогла. Трусишка.

А вот Этельвин поразил.

— И никогда не предавать, ни единым поступком намеренно не обижать. А если нарушу клятву, пусть вложенная в нее сила сожжет меня.

Сияние угасло, лишая нас возможности что-либо изменить в условиях.

В глазах потемнело. Я пошатнулась и опустилась лбом к нему на грудь. Конечно же, Этельвин знал, что у меня не хватит магии наполнить его последнее условие силой. Но даже просто услышать это было приятно.

— Довольна? — тихо уточнил мужчина. — А теперь иди ко мне…

Храм мы покинули, когда еще не пробился первый луч солнца. Держась за руки и скрывая улыбки под плотными капюшонами. Позади неслышно ступали Нира и барс, Завершал процессию окутанный белесым туманом маг. Вот и все участники небольшой церемонии.

Огневица тоскливо глянула на закручивающийся в белесом мареве снежный вихрь и, опершись на руку Элиана, поднялась в сани. Оборотень, заранее зная результат, придержал девушку еще и второй рукой. Пониже спины. И тут же зафырчал, обжегшись.

Мы с Эвином помахали улетающему вихрю. Сани тронулись.

— Найдешь время съездить на Юг? — спросила тихонько, укладывая голову на плечо мужа и украдкой поглаживая тонкий ободок черненого серебра на пальце.

Магический брак — это, конечно, очень романтично, но как только внесли исправления в договор, мы отправились в храм, чтобы уж ни у кого вопросов не возникало.

— Однажды.

По оставшейся далеко семье я безумно скучала, но за прошедшее время, в Школе и здесь, как-то уже привыкла жить своей жизнью. А теперь — нашей общей, с Этельвином и другими внезапно обретенными близкими. И от этого на душе делалось как-то по-особенному тепло.