– Они это делают не нарочно, детектив. Одни оборотнилучше умеют прятать свою суть, другие хуже, но все они выделяют больше энергиив момент сильного волнения. Чем больше вы их допрашивали, тем они сильнеенапрягались, тем больше выделяли энергии и тем хуже вам было.

– Я был с этой женщиной наедине в комнате, и мнеказалось, что у меня сейчас шкура сползет с мяса.

– Погодите-ка, наедине? Вы ей зачитали ее права?

Он кивнул.

– Она вам что-нибудь сказала?

– Ни слова.

– А остальные?

– Мужчины ни в чем не виноваты.

– И свободны уйти, если хотят?

– Тот, большой, ее не оставит, а второй в палате сдвумя ранеными. Говорит, что не может бросить их без охраны. Я ему сказал, чтомы их сами можем охранять, он ответил, дескать, сами видите, что не можете.

Я была согласна с Кевином.

– У вас есть свидетели, показывающие, что она не хотелапричинить этому человеку вред. Он даже еще не умер. Почему же она в наручниках?

– Одного она сегодня уже убила. Я думаю, этого хватит.

– Два момента, детектив. Первое: она может разорватьэти наручники, как только захочет. Второе: будь она человеком, вы бы ее ужеотпустили домой.

– Это неправда! – возмутился он.

Я посмотрела на него в упор. Он попытался выдержать мойвзгляд, но отвел глаза первым и сказал, глядя куда-то поверх моей головы:

– Этот человек умирает. Если женщину отпустить, ей этоможет сойти с рук.

– Что сойти с рук? Она увидела, что полицейскому сейчасснесут череп, и, чтобы его спасти, бросилась на вооруженного мужчину. Она егоне резала, не рвала, просто толкнула в стену. Поверьте мне, детектив: если быона собиралась его убить, это было бы сделано более тщательно. Она рисковалажизнью, чтобы спасти жизнь вашего человека.

– Ничем она не рисковала. Пули не убивают оборотней.

– Серебряные пули убивают. Действуют, как на человекаобычные пули. Все убийства, которые сегодня расследуются, совершалисьсеребряными пулями, Пэджетт. Лоррен могла погибнуть, но она не колебалась. Аесли бы она заколебалась, у нас был бы сейчас на руках мертвый полисмен. Часто лиштатский рискует жизнью, чтобы спасти копа?

Он наконец посмотрел на меня, и глаза его от злостипотемнели до синих теней.

– Вы меня убедили.

– Правда?

Он кивнул:

– Да. – Отойдя к полицейским в форме и плачущейвервольфице, он приказал: – Снимите с нее наручники.

– Сэр? – переспросил Мэрдок.

– Снимите, Мэрдок, – повторил Пэджетт.

Мэрдок не стал больше переспрашивать, просто наклонился кЛоррен и отпер наручники. Его напарник расстегнул кобуру и отступил на два шаганазад. Я сделала вид, что не заметила. Мы побеждаем, так что не надо ругаться.

Как только Лоррен освободили, она бросилась ко мне. Я знала,что она не причинит мне вреда, но в коридоре заскрипела кожа. Я повысила голос:

– Ребята, все о'кей. Все о'кей. Остыньте.

Лоррен упала на колени, обняв меня за ноги, плача громко инекрасиво. Я держала руку ладонью наружу, показывая ее в оба конца коридора.Тедди встал, и тут же на него обратилась половина всех стволов. Еще чуть-чуть –и может стать по-настоящему плохо.

– Пэджетт, придержите ваших людей.

Я глянула на него и увидела, что и у него ствол направлен наТедди. Хреново.

– Пэджетт, уберите пистолет, и они последуют вашемупримеру.

– Пусть он сядет, – сказал Пэджетт ровным и оченьсерьезным голосом.

– Тедди, – попросила я тихо, – пожалуйста,сядь обратно, очень медленно и без резких движений.

– Я же ничего не сделал!

– Не важно, просто сядь. Пожалуйста.

Он сел под пристальным взглядом полудюжины пистолетов,положил мощные руки на колени, ладонями вниз, показывая, что он не вооружен.Будто не раз тренировался демонстрировать безобидный вид.

– Теперь уберите пистолет, детектив, – сказала я.

Пэджетт секунду смотрел на меня. Мне показалось, что он несобирается убирать пистолет. В этих огромных синих глазах я видела что-тоопасное. Страх, такой глубокий и сильный, что Пэджетту надо было уничтожить егопричину. Он пистолет убрал, но этой секундной обнаженности его глаз мнехватило. Надо будет спросить у Дольфа, нет ли у Пэджетта на счету убийстваоборотней. Я готова была спорить, что есть. «Обвинения сняты» – это еще неозначает «невиновен».

Я потрепала Лоррен по макушке.

– Все в порядке. Все хорошо.

Надо было их отсюда увести. Хорошие парни были сейчас почтине меньшей угрозой, чем плохие.

Лоррен посмотрела на меня, глаза припухли, из носа течет.Настоящий плач – как настоящий секс, после него не слишком красиво выглядишь.

– Я не хотела его убивать, – шепнула она.

– Я знаю. – Я оглядела копов в коридоре, некоторыеотвели глаза. Покачав головой, я помогла Лоррен встать. – Я их отведу впалату к Стивену и Натэниелу, детектив Пэджетт. Вы не возражаете?

Он покачал головой.

– Отлично. Тедди, пошли.

– Мне можно встать? – спросил он.

Я поглядела на Пэджетта:

– Вы с вашими людьми можете перестать играть в Рэмбо?

– Если он будет себя прилично вести – можем.

Пэджетт больше не старался быть обаятельным. Наверное, емубыло неловко за этот спектакль. Я знала, что он все еще злится, то ли на меня,то ли на себя. Не важно, лишь бы не начал стрелять.

– В палате тоже есть полицейский?

Пэджетт коротко кивнул.

– Он так же любит хвататься за пистолет, как и все вы,или я могу открыть дверь, не попав под пулю?

Пэджетт шагнул к двери и постучал.

– Смит, это я, Пэджетт. К тебе детектив.

Он с шиком распахнул дверь и широким жестом пригласил нас сЛоррен войти.

За дверью сидел молодой полисмен – в форме. Кевин скорчилсяна стуле напротив, держа в углу рта незажженную сигарету. Одного взгляда былодостаточно – у вервольфа очень недовольный вид. И дело не только в никотиновойабстиненции.

Я подтолкнула Лоррен в палату, потом вернулась за Тедди.Протянула ему руку, помогла встать, хотя в помощи он не нуждался.

– Спасибо, – сказал он, и это относилось не кпротянутой руке.

– Не стоит, – ответила я и отвела его в палату.Когда он оказался там, я повернулась к Пэджетту. – У меня есть к вамразговор. Я бы предпочла говорить наедине, если получу гарантию, что здесь безменя никого не подстрелят.